Работать настроения нет, и приходится себя заставлять. Вся деревня на берегу разделывает кабана, даже возле сруба никого из парней нет. Уже через час в желудке урчит, потом начинает болеть. Я обдумываю свой обед: кусок солёной рыбы, пару орехов и сушёные ягоды для витаминов. Умник сказал, что зимой этого будет мало, нужны овощи, особенно заготовленные методом квашения – это поможет бороться с болезнями. Сейчас мы где-то в конце лета или начале осени, по его мнению, и чем больше витаминов накопим, тем проще переживём зиму.

Я опускаю руки в заводи нашего ручья, чтобы грязь размокла, и мне было бы проще её смыть. Вода ледяная, и я даже немножко сочувствую Уверенной и Красивой, которые пришли сюда отмывать ножи и горшки от крови кабана. Они спорят о том, как лучше запечь мясо, а у меня мурашки. Я решаю, что это либо от голода, либо от того, с какой интенсивностью девушки спорят о готовке мяса, едва управляясь со слюной во рту.

По воде расходятся круги. Что интересно, у каждого из них нет видимой причины. Они выглядят так, как если бы с неба падали в воду большие невидимые капли.

– Тише! – прошу девушек.

– За собой следи! – сразу же рычит Красивая. – Я с тобой в один детский сад не ходила!

– Смотрите! – показываю им круги.

Уверенная, внимательно понаблюдав за странным явлением, шёпотом соглашается со мной:

– Странно…

Внезапно в центре бассейна возникает такой большой и интенсивный круг, как если бы в воду упал камень, а не капля. Мы, все трое, не сговариваясь поднимаем глаза к небу, но на нём нет ни тучки. И я чётко, абсолютно точно слышу гул. Что-то похожее на то, как ребята валят деревья и потом тащат их к месту назначения.

– Это Альфа дерево завалил, – находит ответ Красивая.

– Да, наверняка, – соглашается Уверенная.

Обедаю я на берегу, сидя на камне. По пляжу тянется запах запечённого мяса, и мой желудок, самой собой, на него реагирует. На рыбу, конечно, смотреть уже тошно, но я никак не могу забыть руки Альфы, все в крови.

Погода начинает портиться – небо уверенно затягивает тучами, наползающими с моря, поднимается ветер.

Умник волочит по песку длинные и мерзкие на вид водоросли. Когда он равняется со мной, я поднимаюсь и подхожу к нему:

– Что это такое?

– Ламинария.

– Для чего?

– Осень много витаминов. Мосьно солить тосе. И кусить потом, зимой. Для витаминов. Надо ресять, кусёськами, как рыбу, в горсёськи. Солить. Будеть осень полезно.

– Круто. А она точно не ядовитая?

Посередине длинных скользких листьев по песку волочится зелёная змея.

– Кто?

– Ламинария. Что это за хрень? – я показываю пальцем змею.

– А, это… сьтебель присепился. Это другое расьтение – Неоресистись лютке. Ламинария тосьно мозьно кусять, я узе кусял. Надо на зиму сёбирать.

– Помочь?

– Не! Альфа ськазал, ты занята осень васьным делом. Осень! Я буду тебе помогать. Потом. Надо ламинарию… внасяле.

– Окей, – говорю. – Все при деле, без исключения.

Я поднимаю глаза и сквозь рассеянный туман вижу над океаном нечто необычное. Горизонт не выглядит бескрайним зеркалом, отражающим пробивающееся сквозь рваные тучи солнце, он выглядит так, словно у него есть край, и на том краю бортик, как у противней, которые мы лепим из глины для сушки ягод и фруктов.

– Что это?

– Где? – спрашивает Умник.

– Вон! Там, над морем.

Умник поворачивает голову, вглядывается в горизонт, и когда его рука отпускает ламинарию, и та мягко шлёпается на песок, тревога, которая мучала меня сегодня с самого утра, превращается в вакуум.

– Это… похозе на… сюнами… – говорит он тихо.

– Цунами?

– Сюна-а-ами!

И первый же вопрос, который возникает в моей голове:

– Где Альфа?

Но Умник не слышит, ноги несут его к берегу быстрее, чем долетают мои слова.

– Сюна-а-ами! Сюна-а-ами! Сьпасайтесь!

И я срываюсь с места. Бегу к костру – кто-нибудь должен же был видеть его.

– Где Альфа? – ору в лицо каждому, кого удаётся догнать.

Но мне никто не отвечает. Двое ломятся к лесу с глиняным горшком, набитым мясом, удерживая его на шесте. Их догнать проще всего, и я делаю это, встаю поперёк пути:

– Где Альфа? – вопрошаю.

– Не знаю! Отвали!

– Я не видел его! В сторону!

Я не помню их имён, я не вижу их лиц, я не чувствую боли в руке. Во мне есть только одна мысль, одно желание, одна потребность – найти Альфу. Сказать ему, что…

– Седьмая, совсем чокнулась? – кто-то орёт и тащит меня за одежду. В первое мгновение я почти уверена, что это он – Альфа, но, когда, обернувшись, вижу белые губы Леннона, моя выдержка трескается, и истерические слёзы начинают стекать по щекам.

– Где Альфа? – кричу.

– Нет его! Не знаю я, где он! Скорее всего на горе, как и все остальные! Ты сдурела? Погибнешь же! Спасайся!

Леннон тащит меня, как барашка на заклание в сторону леса, в сторону горы, в сторону подъёма на скалу. Мои ноги заплетаются одна за другую, я падаю, но он с силой дёргает мою футболку на спине, и мне слышно, как рвутся её нитки.

Нитки… Я собираю все свои силы, призываю всю свою ловкость и прыгаю. Ткань горестно говорит «кррак», и я лечу по траве, сосновым иглам, тонким веткам кустарника вниз.

Как только получается встать на ноги, мчусь обратно на берег, полуголая – в одном только топе, с ободранной щекой.

– Седьмая! Стой! Погибнешь! – эхом раскатывается по лесу, по нашей деревне ор Леннона.

Но мои ноги несут меня ещё быстрее.

– Ну и чёрт с тобой! – слышу вдогонку.

А я изо всех сил зову:

– Альфа!

Над океаном повисла стена. Солнце спряталось теперь полностью, будто тоже испугалось и укатилось туда, где безопаснее. Ветер продувает насквозь, но мне не холодно, и ободранная щека не болит, не болит рука, которую, наверное, вывернул Леннон.

Ещё можно спастись, реально успеть, если побежать в гору прямо сейчас – деревья задержат воду, дадут время подняться ещё выше.

Но как жить в мире, где нет его? В пустом мире.

Не важно, кто мне снится, чьё лицо я безвозвратно стёрла из своей памяти, Альфа важнее всего и всех.

Я закрываю глаза и слушаю ветер, неестественный гул океана, шёпот сосен, готовящихся принять смерть. Я слушаю мир, капли дождя, шлёпающиеся на мои голые плечи.

Есть нечто странное, что я давно уже заметила, и что вначале меня даже пугало, а потом стало успокаивать: я всегда знаю, в какой точке он находится. Даже если работает молча, я всегда слышу, где он, я чувствую его, и когда моим глазам нужна очередная доза его физического облика, мои глаза безошибочно смотрят туда, где он. Всегда находят его.