– Заварочный кофе у них! Привет, Дина. Извини, я задержался. Представляешь, сегодня девять дней Арамису, приехали на кладбище, а там опять спалили крест… Нет, ты только представь!

А ей действительно довольно было посмотреть на него, чтобы не просто понять, а точно узнать все, что произошло с ним, значит, и с нею, – вот они предчувствия.

– Представляю, – уныло произнесла она. – Но не разделяю твоей радости по этому поводу.

– Считаешь, я радуюсь? – вполоборота завелся он. – Ты иногда думай, что говоришь! Еще скажи, что я желал смерти отчиму!

Гнусно повел себя, хуже некуда. Так ведь получил повод к ссоре. Не ухватиться за него – это через минуту пожалеть Дину, оттянуть разговор, который не так-то просто начать сейчас, непросто будет и потом. В чем прелесть спонтанной ссоры? Элементарно: она дает шанс не каяться, не признаваться, мол, я свинья, скотина, негодяй – прости и отпусти. Психанул, ушел, никаких извинений с объяснениями, а свобода в руках. К тому же вину повесил на Дину – она же спровоцировала любимого человека, который ночами не спит, проводит их у постели убитой горем матери!

Не хватало мало-мало: второй ее фразы, окрашенной любой интонацией оправдательной или (в идеале) обвинительной, – чтоб вскочить и уйти. «Ну, же, детка, отчитай меня!» – просили его глаза. А Дина… Дина опустила ресницы, повозила ложкой в вазочке с мороженым и абсолютно спокойно сказала:

– Застегни рубашку.

– А? – Он несколько смешался от странной просьбы.

– Застегни.

Она не смотрела на него, но в одно последнее слово вложила столько красок, что у Ипполита холодок пробежал по спине. Механически он опустил голову, но, когда взялся за пуговицу и петельку, увидел! След от зубов на груди! Яркий, отчетливый. Как написал бы средненький поэт – слова не нужны, в них нет нужды. М-да, теперь действительно ничего не надо объяснять, врать, придумывать, искать повод к ссоре, изворачиваться… Ясно и так, чем он занимается по ночам, во всяком случае, укусила его не убитая горем мама. И не скорбит Ипполит по покойному мужу мамы, как заливал по телефону.

И пошло… На ушах Ипполита загорелось по костру, пламя обожгло не только уши, оно охватило затылок, шею, щеки, спустилось на плечи. Нет, правда, жарко стало, как в парилке. Существует более простое и емкое слово, характеризующее его состояние – стыдно. Попался, словно мелкий жулик за гаденьким занятием. Однако Ипполит мужественно застегнул две пуговицы, сокрыв преступление, но не знал, что сказать Дине. Она его «выручила», положив перед ним папку:

– Тебе следует подписать эти бумаги, собственно, за этим я приехала. Внимательно читай, чтоб потом не иметь претензий. Это накладные расходы на запчасти и ремонтные работы, сейчас начали убирать кукурузу, на подходе подсолнух. Машины старые, сам знаешь, постоянно требуют ремонта. У тебя нет авторучки? Возьми мою.

Дина положила авторучку на папку и взяла вазочку в руки, ела, будто ничего не случилось. Ни упреков, ни слез, ни требований… Она промахнула предательство? Вместе с тем тон взяла сугубо деловой, но не перебирала с холодностью, такое впечатление, что ей глубоко плевать на измену и самого Ипполита.

Он раскрыл папку… Что там можно увидеть, когда пожаром охвачены все внутренности, а кожа вот-вот лопнет? Если б он попал на исповедь к батюшке, ему пришлось бы признаться в тягчайшем грехе: при огромном желании закончить отношения с Диной он не собирался говорить ей правду. Парадокс, но не собирался! Потому ухватился за мизерный повод к ссоре, который и поводом не назовешь…

Ипполит подписывал листы, а мысли лихорадочно били в лоб: что делать, как смягчить удар для Дины и как сделать, чтоб не потерять ее – она ценный, грамотный работник. Да, вдруг вспомнил, что Динка работает у него экономистом, знает бухгалтерию, неплохо знакома с законодательной базой, миллион раз помогала выйти ему сухим из потопа от налоговиков, без нее он как без рук.

Ипполит поставил последний росчерк, Дина забрала папку, затем авторучку, достала из сумочки деньги, положила на стол и встала.

– Подожди, Дина… – взял ее за руку Ипполит. – Надо же поговорить.

– О чем? О том, что у тебя на груди? Так я не девочка, мне понятно. Свободен.

– Дина…

– Свободен.

Он смотрел ей в спину, а она ни разу не оглянулась. Если б Ипполит видел слезы, катившиеся по щекам Дины двумя ручьями, ему б совсем стало погано, но он их не видел, поэтому сказал себе:

– Так даже лучше. Получилось само собой, словно кто подстроил.

Да кто подстроил – судьба, разумеется, осталось утешиться, что так должно было случиться. Ипполит сидел еще долго, пил воду, на душе было…

Зачем ездить, тратить время, когда есть телефон? Наталья быстро выяснила, где работала Мальвина, оказалось, в спортклубе, в одном здании с «Карлеоне». Туда она и отправилась, хозяйка клуба встретила ее в униформе, обтягивающей стройную фигуру, предложила чашку кофе, Наталья не отказалась, хотя кофе не любит.

– Расскажите о Мальвине, – приступила к делу гостья.

– Обыкновенная девчонка, закончила колледж… э… спортивное отделение, кажется. Лично я училась в институте, но когда специалистов днем с огнем не сыщешь, то берешь на работу с сомнительным образованием, а то и без. Мальвина, кстати, схватывала на лету и недостающие знания восполнила. Сейчас это не проблема, было бы желание заняться самообразованием.

– Много она зарабатывала?

– Да бог с вами, у нас много никто не зарабатывает.

– Почему же? Спортом модно заниматься.

– Спорт не для бедных людей, а богатые в нашем городе не хотят платить. Я за аренду вываливаю дикие суммы, все, что остается, – кошкины слезки.

– Поэтому Мальвина решила попытать счастья за границей?

– Ей кто-то напел, будто всего за месяц в Турции можно заработать тысячу баксов, а девчонка молодая, хочется красиво одеться…

– Слушайте, ну, сколько было историй с Турцией! И у нас, и в других городах области. Неужели чужой опыт ничему не учит?

– И мы отговаривали, у Мальвины типично спортивная выправка, с танцевальными па она незнакома и вдруг едет танцевать! Я ей говорю: «Ты на задницу свою посмотри, какая из тебя балерина? Вот станок для траха – это да, будешь потом волосы рвать на себе». Моя подруга работала в кабаре – не нашим кабакам чета, с детства занималась танцами, объездила всю Европу, там одни костюмы – плясать не надо, лишь смотри на перья-стразы. Но как только руководитель заявила, что балет едет в Турцию, сразу уволилась, как и большинство танцовщиц. Так мерзавка хореограф чуть ли не с братками заставляла ехать, правда, на них нашли управу. А Мальвина другой пример приводила: «Ленка вернулась с кучей шмоток и при деньгах, Олька тоже…» Ну а сколько невозвращенок? Их учет не ведут, верно?

– А кто помог ей туда поехать? Как это делается?

– Вы просмотрите газетные объявления, там полно зазывал типа «Набирается танцевальная группа для гастролей за границей». Но меня не это прикалывает. Мелким шрифтом в подобных объявлениях написано, что владение хореографией не обязательно. Как вам?