Тесс улыбнулась.

– Думаю, мы должны гарантировать, что видим самый лучший сон из всех возможных, – сказала она.

И тогда он поцеловал ее.

Позже, когда она спросила, что ему сказала Сьюзи, он лишь покачал головой.

– Ничего, – ответил он, и его взгляд сфокусировался на точке над ее плечом; только спустя годы она узнала, что это означает умышленную ложь. – Она просто сказала, что ты сидишь здесь и ждешь меня.

Генри не понадобилось накладывать швы. Уинни смогла оживить его, крепко упираясь костяшками пальцев в его грудину и массируя ее с такой силой, что когда он очнулся, то ему показалось, будто она мнет его сердце как кусок мягкого теста. Уинни остановила кровотечение над глазом и наложила бактерицидный пластырь из аптечки первой помощи в ванной. Потом она сделала кофе и горячее какао для Эммы.

– Дэннер тоже хочет какао, – сказала Эмма.

– Дэннер?

– Невидимая подруга, – объяснил Генри.

– Я отлично вижу ее, папа.

Эмма сидела на табурете за длинным столом, упираясь босыми ногами в нижнюю перекладину. Она смотрела на соседний табурет слева от себя, где Дэннер терпеливо дожидалась своей чашки какао.

Уинни улыбнулась, передала Эмме другую чашку и подмигнула ей.

– Я положу ей двойную порцию взбитых сливок, – сказала она. Потом посмотрела Эмме в глаза и добавила тихим, заговорщицким голосом: – Знаешь, у меня была подруга, которую никто не понимал.

– Правда? – спросила Эмма. Она заерзала на краю табурета, постепенно наклоняясь к Уинни.

Уинни кивнула.

– А другие люди могли ее видеть?

Уинни покачала головой:

– Да, но не вполне. Не так, как я ее видела.

Генри сидел, откинувшись на стуле, и наблюдал за перемещениями Уинни, как будто заглядывая в другое измерение, – в какое-то время и место, где он женился на другой женщине. Возможно, в этом варианте действительности его жизнь сложилась удачно. Возможно, их взаимной любви оказалось достаточно для обоих. Возможно, она не собирается выставить его из дома, чтобы он жил в амбаре, или вручить ему газету с объявлениями об аренде квартир.

Уинни сняла свою мокрую одежду и надела тренировочные штаны и футболку Тесс. Она оказалась заметно выше Тесс, поэтому закатала и без того короткие штаны, превратив их в бриджи. Ее собственная одежда и промокший парик висели на палке для занавески в ванной.

– Выпей это, – сказала Уинни и поставила перед ним чашку горячего кофе. – Я пока займусь сэндвичами.

Помидоры. Салат-латук. Копченая индейка. Швейцарский сыр. Ржаной хлеб. Горчица грубого помола. Уинни как будто знала, где хранятся все продукты на кухне. Умом Генри понимал, что это обстоятельство должно озадачить и даже встревожить его, но вместо этого ему было легко и приятно. Он блаженно улыбался Уинни.

– Ты спасла жизнь моей дочери, – сказал он.

Эмма отодвинула какао и посмотрела на отца, потом на Уинни и на невидимую девочку рядом с собой. Ему показалось, или Эмма выглядела испуганной, когда смотрела на пустое место, где должна была находиться Дэннер?

– Пей свой кофе, – сказала Уинни, нарезая помидор. Сок брызнул на разделочную доску, и он посмотрел, как она облизала пальцы. Генри подумал, что если бы они были женаты, то это был бы один из знакомых жестов, которые он бы полюбил, и дожидался того момента, когда Уинни, – его Уинни, – будет облизывать пальцы, нарезая помидоры для ужина.

– Вы уверены, что у него нет сотрясения мозга? – спросила Эмма. – Он выглядит немного обалдевшим.

Уинни подняла голову, не отрываясь от работы.

– Разве твой папа не всегда выглядит слегка обалдевшим? Когда мы дружили в колледже, так оно и было.

Эмма засмеялась.

– Серьезно, – сказала Уинни. – С ним все в порядке. Немного еды и кофе, и он будет как новенький.

Когда она закончила готовить сэндвичи, то дала Эмме тарелку и спросила, не согласятся ли они с Дэннер немного посмотреть телевизор в гостиной.

– Нам с твоим папой нужно поговорить, – объяснила она.

Эмма кивнула и оставила их наедине. Иногда Эмма кажется взрослым человеком в теле ребенка – проницательной и умной не по возрасту. Такая серьезная девочка: вечно что-то считает, выправляет, приводит вещи в порядок. Генри вспомнил тот день, когда во дворе упало старое дерево и какой испуганной выглядела Эмма, когда сказала: «Может быть, это знамение». Она верит в знамения и понимает, когда вселенная посылает предупреждение.

– Она бы утонула, – сказал Генри, и его глаза наполнились слезами. Он выглядел жалко и понимал это. Он самый недостойный мужчина на свете. Негодный отец и неверный муж. Может быть, Тесс была права. Возможно, им всем будет лучше, если он найдет себе другое место для жилья. Но мысль о расставании со своим домом и семьей была невыносима для него. Генри был уверен, что это убьет его.

– Ты этого не знаешь, – сказала Уинни.

Она начала гладить голову Генри, утешать его, словно маленького мальчика. Генри прислонился к Уинни и посмотрел на ее руки, на красивые узоры из шрамов, которые заканчивались у запястий. Шрамы пересекались, образуя ряды длинных ромбов, похожих на рыбью чешую. Может быть, эта его жена из другого измерения, – на самом деле русалка. Может быть, она уведет его жить под водой.

Под водой.

Вниз, вниз, вниз. Камни в ее одежде.

Его пробрал озноб, и он отстранился от Уинни.

– Что ты там делала? – спросил Генри с внезапным осознанием трезвеющего человека.

– Я пришла повидаться с тобой. Извиниться за тот нелепый фокус вчера ночью и попытаться все объяснить. Понимаешь, две недели назад я получила открытку…

– Но я тебя не слышал. Ты не приехала на автомобиле.

Его подозрения усилились.

– Я остановилась на обочине и прошла через лес. Через скульптурный сад Тесс.

– Ты видела грот? – спросил Генри. У него немного заплетался язык, и «грот» вышел похожим на «рот».

– Да, видела.

– Выглядит жутковато, да?

– Это красивое место для поминовения, – возразила Уинни.

– Хочешь знать один секрет? – спросил Генри и наклонился к ней. Он еще был достаточно пьян, чтобы делиться секретами.

– Какой?

– Иногда мне кажется, что Сьюзи все еще здесь, – шепотом сказал он. – Думаю, она нашла обратный путь.

Ты ставишь половинки друг напротив друга, ложишься на пол и видишь зеркальный коридор. Заползаешь в этот коридор и вылезаешь наружу.

– В последнее время я гадаю о том, не она ли стоит за всем, что происходит с нами, – продолжил Генри.