Свет в зале погас, по экрану побежали титры, которые сменились широкой панорамой живописной холмистой местности, раскрашенной в цвета золотой осени. Изображение постепенно приближалось, и наконец среди золотых и багряных деревьев показался дом.

Дом этот был удивительный, не похожий на обычные деревенские избы или старые дачи. Невысокий, одноэтажный, с необычной крышей, края которой загибались вверх. Вместе с тем он так хорошо сочетался с окрестностями, что казался частью окружающего пейзажа. Надежда отметила не только красоту самого дома, но и удивительное мастерство оператора, который смог запечатлеть эту красоту на пленке и сохранить ее для потомков.

«Ай да Лева, – подумала она, – да он талантливый оператор был. Впрочем, я и не сомневалась, у Игоря все знакомые люди неординарные…»

– В этом доме, – раздался голос за кадром, – в этом доме уже много лет живет выдающийся русский путешественник Иван Васильевич Чибиков…

Изображение приблизилось. Теперь был виден человек, сидящий на скамье возле дверей дома. Это был глубокий старик с ясным, радостным лицом и светлыми, немного узкими глазами, выдающими его восточное происхождение.

Ненадолго задержавшись на хозяине, камера переместилась внутрь дома. Здесь было чисто и просторно, повсюду расставлены и разложены необычные, экзотические предметы. Вазы и кувшины, резные статуэтки и необычные тарелки – чего здесь только не было!

И опять Надежда отметила мастерство оператора, который смог показать красоту и неповторимость каждого предмета.

По стенам дома были развешаны старинные сабли и кинжалы, цветные гравюры и расписные доски. В какой-то момент Надежда насторожилась – на экране мелькнула китайская кукла с фарфоровым личиком, удивительно похожая на тех кукол, которых Надежда видела в последние дни. Правда, камера тут же переместилась. Теперь в кадре был обеденный стол, за которым сидели несколько человек – сам хозяин, пожилой крестьянин с хитрым сморщенным личиком, женщина лет сорока, явно городского вида, и еще несколько молодых людей, казавшихся здесь инородными. Позже Надежда поняла, что они – члены киногруппы. На столе перед ними стоял самовар, тарелка с медовыми сотами, буханка хлеба, вязанка баранок.

– Я за свою жизнь повидал очень много разных людей, – заговорил хозяин дома, – знатных и простых, хороших и плохих… Я так много людей повидал, что теперь мне хочется пожить в тишине. Сейчас я редко кого принимаю. Вот Онисим, хозяин соседнего хутора, – Чибиков показал на хитроватого мужичка, – иногда ко мне заходит, да Лизавета Петровна, старая знакомая, из Питера приехала… извините старика, теперь это не Питер, а Ленинград…

«Елизавета Петровна! – мысленно повторила Надежда. – Уж не Куркина ли это? А что, по возрасту подходит, опять же, из Питера приехала…»

– А что это за вещи у вас в доме? – спросил хозяина голос за кадром.

– Вещи-то? – переспросил старик. – Так я же много где побывал, вот из всех этих путешествий что-то привозил. Что-то красивое или памятное, что-то, что теперь мне помогает вспоминать. Ведь к концу жизни от нее остаются только воспоминания… Вот, к примеру, эта сабля… – Он легко, как молодой, встал из-за стола, снял со стены саблю в потертых кожаных ножнах, вынул кривой клинок, покрытый мелкой вязью узоров. – Этой саблей главарь банды хунхузов – это такие китайские бандиты были в Маньчжурии, – этой саблей он мне собирался отрубить голову. Уже занес ее, я уже свист клинка услышал…

– И что же случилось? – спросил голос за кадром. – Что ему помешало?

– Как видите, что-то помешало… – старик улыбнулся. – Друг мой помешал, его пуля оказалась быстрее хунхузской сабли. А саблю эту я сохранил на память. Как взгляну на нее, так подумаю – никогда нельзя отчаиваться, даже в самых безвыходных положениях. Всегда что-то может измениться.

Старик повесил саблю на прежнее место, а вместо нее взял длинную курительную трубку из темного твердого дерева.

– Или вот трубка эта… Мне ее подарил один хороший человек пятьдесят лет назад. Этот человек тайгу знал, как родной дом. С тиграми умел разговаривать! Между прочим, эта трубка – тоже не простая трубка, а оружие. В руках опытного человека очень серьезное оружие!

– Оружие? – недоверчиво переспросил голос за кадром.

– А что ж ты думаешь? – старик хитро усмехнулся. – Вот пускай твой парень возьмет эту хунхузскую саблю и попробует меня ударить!

Один из молодых киношников, молодой парень с густыми сросшимися бровями, поднялся с места, со смущенным видом взял из рук старика саблю, вынул ее из ножен.

– Ну, ударь меня, не бойся! – Старик встал перед ним с длинной трубкой в руке.

Парень с кем-то переглянулся – видимо, со своим начальником, неуверенно поднял саблю и плашмя, вполсилы ударил старика. Тот молниеносно взмахнул трубкой, отбив саблю в сторону, и насмешливо проговорил:

– Нет, парень, так не годится! Ты меня как следует ударь!

– А если я вас… того… зарублю? – неуверенно проговорил парень.

– А ты попробуй!

На этот раз парень взмахнул саблей всерьез. Но старик выбросил вперед руку с трубкой, чашечка трубки скользнула по лезвию сабли, зацепила за перекрестье рукояти. Старик дернул трубку на себя, парень вскрикнул от неожиданности, сабля выпала из его руки и отлетела в угол. Старик даже не запыхался. Парень стоял, потирая запястье, и удивленно смотрел на него.

– Так-то вот! – насмешливо проговорил Чибиков, поднимая саблю с пола.

– Да, это впечатляет! – проговорил голос за кадром. – А что это за кукла?

Изображение на экране переместилось, теперь в центре его была кукла с миловидным фарфоровым личиком.

Увидев ее, Надежда в волнении сжала подлокотники кресла.

– Так что это за кукла? – настойчиво повторил голос за кадром, потому что Чибиков медлил с ответом.

– Кукла и кукла, – ответил наконец старик. – Привез я ее из одной своей поездки…

На какое-то мгновение камера снова выхватила его лицо. На этом лице было странное выражение – замкнутое, углубленное в себя, совсем не характерное для мудрого жизнерадостного старика. В комнате начало темнеть, приближался вечер. И вдруг раздался какой-то резкий, неприятный свист, а затем – звук удара, словно камень попал в окно.

Люди, сидящие за столом, вздрогнули и повернулись к окну. Камера тоже переместилась, и все зрители увидели распластавшийся на оконном стекле темный силуэт с широко раскинутыми перепончатыми крыльями. Тут же темный силуэт исчез, словно его и не было.

– Что это было? – испуганно проговорил парень со сросшимися бровями.

– Летучая мышь, – тихо ответил Чибиков.

– Разве здесь водятся летучие мыши? – спросил голос за кадром.

– Тут пещеры неподалеку, – ответил ему старик.

Почти сразу после этого показ фильма прервался: остальные его части не сохранились.