В коридор врывается холодноватый сквозняк подъезда, насыщенный запахами скорого ужина, кошек и музея. Целитель московских птиц, облаченный в синий форменный пиджак с облезлым меховым воротником, с порога сурово осведомляется:

– Что с тобой, пропащий? Кто тебя обидел? Глянь, – он тычет пальцем в тусклое зеркало прихожей, – на тебе лица нет. Куда ты его дел? А все потому, что от работы отлынивал. Статью до сих пор не сдал. Груздев уже думает, чем заполнять нашу тринадцатую страницу. Грозится отнять рубрику. Шепелявит, что мы с тобой не справляемся. Орет, что мы бездарные и никуда не годимся. Как это называется? Меня нет, и руки опустились? А жилое помещение кто за тебя проветривать будет? Бестолочь, сидишь в суховее, прозябаешь в одуряющем бытовом безветрии и еще надеешься стать человеком. А ну, форточки настежь, впусти ветер перемен, а то мысль буксует, туман непроглядный устилает голову, ничего не соображаю тут у тебя.

Не слушая оправданий, Василь Василич решительно извлекает из желтого пакета скрипучий, пахнущий сеном веник, «магический сувенир из города Череповца для установления и регуляции хорошей погоды в доме». В свете тусклой лампы коридорчика оказывается, что на форменном пиджаке волшебника никакой не воротник, а мелкий рыжий кот, похожий на конопатого мальчишку-беспризорника и еще на юркого воришку из электричек.

– Знакомься, тот самый Пушкин, который за всех отдувается. Он еще котенок. Есть простые коты, есть – целебные, есть коты-воры, а этот у меня редкой разновидности, ученый. Предупреждаю: гладить нельзя. Обижали его жестокие дети во дворе. Банку из-под тунца к хвосту привязывали. Кусается теперь и шипит на посторонних, – бормочет волшебник, скидывая стоптанные ботинки. И, пригладив перед зеркалом волосы, затянутые в аккуратный хвост, устремляется на осмотр достопримечательностей необъятной квартиры, оглашая помещение рекламным выкриком:

– А где наша дорогоценная свинья? Иди скорей, поросенок, одуванчиков тебе привез, экологически чистых, с периферии нашей страны… Вот что скажу, сказочник: ты даже не представляешь, где носило начальника, чем занимался твой друг Дыдылдин за месяц своего незапланированного отпуска. Столько всего стряслось! Жаль, тебя не было рядом, не имел ты возможности это конспектировать. Во-первых, встречались на позапрошлой неделе с давними приятелями, там среди прочих был один старик-генерал…

Но, заставляя целителя птиц умолкнуть, посреди коридора вырастает насупленный Игорек со сложенными на груди руками. Разглядывая нас исподлобья, раскачиваясь на мысах, он бесцеремонно встревает в отчет мага и чародея, напомнив, что демонстрацию уникальных бытовых приборов прерывать ни в коем случае нельзя. Начиная потихоньку раздражаться, бывший спортсмен намекает, что бесплатная лекция и последующее знакомство потенциальных клиентов с эксклюзивной техникой ограничены во времени. Через полтора часа у них назначена следующая встреча – на другом конце города. В случае промедления мы лишимся ценного подарка от фирмы – бесплатной чистки ковра. Поэтому дружеское общение и обмен впечатлениями придется отложить. Мы с волшебником оказываемся на низком диванчике Костяна. Слегка озадаченный присутствием двух мужчин в черных костюмах, одурманенный духами, сережками и внимательными взглядами Вероники, ослепленный блеском чудо-пылесоса, маг и чародей ненадолго теряет дар речи, стараясь вникнуть, куда он попал и что, собственно, здесь происходит. Насколько я знаю, в его личной магической терминологии это называется «заиметь мысль» и «прояснить ситуацию». Прижимая желтый пакет к груди, дружелюбно кивая, он выслушивает заявление ассистента Геннадия, что обычные пылесосы собирают пыль всего на 12 %, размазывая по поверхности ковров и распыляя по воздуху все остальное. Чуть прищурившись, добрый волшебник наблюдает фокусы неутомимого Игорька с квадратной тряпочкой и ковром, цель которых – доказать, как неумело осуществляет сбор пыли обычный пылесос по сравнению с дорогостоящим чудом техники. При подключении к розетке уникальный агрегат оглашает округу В-ского переулка ревом ста мотоциклов. Перепуганный Пушкин срывается с плеча волшебника и, поджав хвост, в три прыжка шмыгает в коридор. Воздух в комнате дребезжит. От карты мира, что висит на стене над диваном, отрывается синий флажок, обозначавший место отдыха или командировки хозяина дома. Мерцая, флажок танцует в струях воздуха, выдуваемых из сетчатого отверстия на боку чуда техники. Вероника панически хватается за ухо, проверяя, не вылетела ли сережка. Волшебник оскаливается, зажимает ладонями уши. Неожиданно заклеенная скотчем розетка в дальнем углу комнаты изрыгает сноп фиолетовых молний. Чудо-пылесос взбрыкивает, издает побежденный хрип и умолкает, выбросив к потолку клуб черного дыма. Все превращаются в ледяные скульптуры. Откашлявшись, отмахнувшись от дыма, маг и чародей примирительно бормочет:

– Ну вот… – громко хлопает себя ладонями по коленям, продолжая —…и сказочке конец. Пушкина до смерти напугали. Будет у кота нервный тик, скажите на милость, кто за это ответит?

Немного осмелев, Василь Василич отрывается от дивана и пихает ошалелому Игорьку клочок пожелтевшей газетки:

– Пиши, милый, мне сюда координаты вашего начальства. Сделается у кота заикание на нервной почве – буду хоть знать, с кого требовать на лечение… Присаживайтесь, мальчики. Не стесняйтесь, отдохните немножко. Вы и так своей ахинеей про пылесосы нам головы заморочили. Этой негодной информации предостаточно повсюду… А тебя я сразу узнал, – бормочет он, грозя пальцем перед носом удивленного Геннадия. – Ты в сарае среди бандитов был, которые мне сто фотокарточек подложили. Ты с коробкой ставки принимал и посмеивался, распознаю я мертвого среди живых или нет. Ладно, дело прошлое, я всех простил. Садись сюда, – он указывает Геннадию на освободившееся рядом со мной место, – а ты – тут, остынь и не трещи. – Надавив на плечо, маг и чародей силой усаживает Игорька рядом с Вероникой. – Только не стесняй красавицу. Уважай женственность, колени не раздвигай, а то будут тебя бугаем неотесанным считать… Теперь мы все в сборе, шум устранили, гарь рассеяли. Но что-то еще мешает сосредоточиться, какая-то заноза меня гнетет. – Недовольно оглядевшись, волшебник упирается ногой в серебряное сердце чудо-пылесоса и что есть силы отправляет уникальный агрегат в дальний угол комнаты.

– Тихо-тихо, сиди на месте, – останавливает он повелительным жестом взбешенного Геннадия, готового ринуться на спасение дорогостоящего чуда техники. – Ему ничего не грозит. Пускай отдохнет в уголке.

Запыхавшийся волшебник расстегивает верхнюю пуговку рубашки. Дергает за ниточку, растрепывая седые волосы по плечам. Упирает кулаки в бока. Косится, какое впечатление произвел на Веронику. Остается собой доволен. И, приободрившись, заявляет:

– Лучше дайте я вам кое-что расскажу. Сказочник, не зевай. Я сегодня у тебя в гостях, иди на кухню. Тащи сюда две трехлитровые банки. Молоток. Два литра кипяченой воды. И еще несколько номеров старческого журнальчика «Индюк», там бумага плотная, оберточная. Как раз то, что потребуется. Действуй.

Я сную по кухне, стараясь сообразить, где спрятаны трехлитровые банки, кипяченая вода и молоток. Оказывается, лекция о пыли начисто лишила меня способности самостоятельно принимать решения, обдумывать и соображать. Тем временем из комнаты доносится отчет о том, как, взяв три недели незапланированного отпуска, отважный волшебник отправился в Череповец.