— Это неправильно? Прошу прощения. Я…

— Сядь. — Джонни указал на стул напротив. — Я оценил, правда. Я даже не помню, когда ел последний раз.

Подойдя к столу, Кейт принялась распаковывать ланч. И все время, пока она это делала, Кейт чувствовала, что синие глаза Джонни Райана внимательно ее изучают. Ей было настолько не по себе, что она чуть не разлила суп.

— Горячий суп! — Джонни понизил голос, который звучал теперь почти интимно. — Так ты — одна из этих?

Кейт села и внимательно посмотрела на Джонни.

— Из каких — этих?

— Из тех, кто привык заботиться. — Джонни взял ложку. — Дай угадаю: ты выросла в счастливой семье. Двое детишек и собака. Никаких разводов.

Кейт рассмеялась:

— Все верно, сэр. А вы?

— Никакой собаки. И счастья не так уж много.

— О! — Кейт никак не могла придумать, что бы еще сказать, и неожиданно выпалила: — А вы женаты?

— Нет. Никогда. А ты замужем?

Кейт улыбнулась:

— Нет.

— Это кстати. Наша работа требует, чтобы ей посвятили себя целиком.

Кейт вдруг почувствовала себя самозванкой. Она сидела напротив своего босса, изо всех сил стараясь придумать, что бы сказать, чтобы вызвать у него восхищение, а сама не могла даже решиться поднять на него глаза. Это было настоящим сумасшествием. В конце концов, он не был безумно красив. Но что-то в этом человеке затронуло Кейт так сильно, что она не могла даже мыслить логично в его присутствии. Наконец она спросила:

— Как думаешь, принесут они что-нибудь интересное из этого «Майкрософта»?

— Вчера Израиль напал на Ливан, — начал Джонни. — Они отбросили палестинцев обратно в Бейрут. Вот это настоящая история. А мы сидим в этом дерьмовом офисе и ждем каких-то дебильных новостей из непонятной фирмы. — Он вздохнул. — Прошу прощения, сегодня у меня плохой день. А у тебя — первый день на работе. — Он улыбнулся, но выражение глаз оставалось сердитым. — И ты купила мне суп. Завтра буду хорошим — обещаю.

— Талли говорила, что ты был военным корреспондентом. Эта работа тебе нравилась?

Выражение лица Джонни изменилось. Кейт показалось, что в эту минуту он словно оказался не здесь, а был где-то далеко отсюда. Но откуда ей было знать?!

— Это была потрясающая работа.

— Тогда почему ты ее оставил?

— Ты слишком молода, чтобы понять.

— Я ненамного моложе тебя, постараюсь понять.

Джонни тяжело вздохнул:

— Просто иногда жизнь вышибает из тебя дерьмо, вот и все. Как в песне у «Стоунз» — ты не можешь всегда иметь то, что хочешь.

— Нет, не так. Там поется о том, что надо стараться получить то, что тебе необходимо.

Джонни вскинул глаза, и Кейт поняла, что хоть на несколько секунд ей все же удалось по-настоящему завладеть его вниманием.

— Ты нашла, чем тебе сегодня заняться?

— Папки были в беспорядке. И почта тоже. Еще я собрала и сложила все пленки, валявшиеся по углам.

Джонни рассмеялся, и это преобразило его лицо, сделало его таким красивым, что у Кейт перехватило дыхание.

— Я месяцами пытался заставить Талли это сделать.

— Я не хотела…

— Не беспокойся. Ты не подведешь свою подругу. Я знаю, чего ждать от Талли.

— И чего же?

— Страсти, — ответил Джонни, засовывая обертку от сэндвича в пустую упаковку из-под супа.

Кейт чуть не вздрогнула, когда Джонни произнес это. Она поняла, что попала в беду. Как бы часто она ни напоминала себе, что Джонни Райан — ее босс, ничего не помогало. Сейчас имело значение только то, как она чувствует себя в присутствии этого мужчины.

Падение с высоты. Трудно было описать это как-то иначе.

Остаток дня, отвечая на телефонные звонки и разбирая папки, Кейт проигрывала в голове последние минуты в кабинете Джонни и вспоминала, как просто и искренне он ответил на вопрос про Талли.

Страсть.

Но особенно Кейт запомнилась восхищенная улыбка Джонни, когда он сказал это.

Лето после выпуска запомнилось Талли как чудо. Они с Кейт нашли дешевую квартирку в отличном месте — над Пайк-Плейс-Маркет, привезли туда оставшуюся от бабушки Талли мебель и заполнили кухню цветочными горшками от «Ривьеры» и фарфором от «Спода». На стенах были развешаны любимые постеры, а на всех столиках стояли их собственные фотографии. Миссис Муларки однажды нагрянула к ним без предупреждения с большой сумкой продуктов и несколькими растениями в горшках, чтобы, по ее словам, придать их жилищу домашний вид.

Место, где поселились девушки, определило их стиль жизни. Неподалеку находились несколько баров. «Афинский» на Паблик-Маркет и старый задымленный «Виргиния-Инн» на углу стали их фаворитами. В шесть утра, сопровождаемые гудками грузовиков, доставлявших товар в магазины, они переходили через улицу, чтобы купить латте в «Старбаксе» и круассаны во французской кондитерской «Ла Панье».

Одинокие работающие выпускницы. Они быстро погрузились в повседневную рутину. Каждое утро, придя позавтракать, девушки просили поставить кованый железный столик на улице и читали газеты, которые успевали раздобыть. «Нью-Йорк таймс», «Уолл-стрит джорнал», «Сиэтл таймс» и «Пост интеллигенсер» стали для них чем-то вроде Библии. Покончив с газетами, девушки ехали в офис, где каждый день узнавали что-то новое о мире коммерческого телевидения, новостных программах, а после работы переодевались в блестящие туники с подкладными плечиками и шли в один из многих городских клубов.

Они могли слушать каждый день панк-рок, музыку «новой волны», рок-н-ролл или поп-музыку — все, чего душа пожелает.

И, поскольку Талли больше не надо было скрывать факт существования в ее жизни Чада, он стал часто водить куда-нибудь ее и Кейт, и тут уж они отрывались на всю катушку.

Все шло так, как они с Кейти мечтали много лет назад на темных берегах реки Пилчук, и Талли наслаждалась каждой минутой своей взрослой жизни.

Девушки шли по коридору к своему офису, не переставая оживленно болтать.

Но как только Талли открыла дверь, она поняла: что-то случилось. Матт, стоя у окна, торопливо складывал в кофр камеру. Джонни у себя в кабинете орал на кого-то по телефону.

— Что происходит? — спросила Талли, бросая сумку на стол Кейт.

Матт поднял глаза:

— Там какой-то марш протеста. Это наша история.

— А Кэрол где?

— В больнице. Рожает.

Талли поняла, что настал ее час. Она прошла прямиком в кабинет Джонни, даже не озаботившись тем, чтобы постучать.

— Дай мне выйти в эфир. Знаю: ты считаешь, что я не готова, но это не так. Да и кто еще у нас есть?