конечно, еще было очень далеко. И мистер Мирт, как мог, вносил посильный вклад в постепенное изменение общества.

И, наконец, мисс Амелия Эконит. Регулярные визиты незамужней дамы порождали волну слухов вокруг самого мистера Мирта и того, чем он на самом деле занимается со столь свободных нравов и взглядов девушкой. Возмущение соседей усугубляли газетные заметки, выставляющие саму мисс Эконит и ее решение в крайне сомнительном свете.

Мистер Мирт втайне переживал за мисс Амелию, но понимал, что своим беспокойством или жалостью лишь унизит ее. Война, на которой она каждый день сражалась, была бесконечно далека от его понимания, но он уважал ее всем сердцем и готов был сделать все, чтобы хоть немного раздвинуть границы общества и заставить его сделать шаг навстречу, отдавая должное если не смелым идеям мисс Амелии, опережающим свое время, то хотя бы ее храбрости и отваге и ее смелому горячему сердцу, которое покорило мистера Мирта с первой встречи.

Габриэль Мирт знал с ранних лет: чужая душа – всегда место кровопролитной войны, незримой постороннему глазу. Ему выпало счастье жить без этих войн – не случись переворота, он бы так и прожил жизнь в золотой клетке дворца Цикламенов, изобретая безделушки вроде механической клетки или музыкальной шкатулки вроде той, что подарил принцу Андерсу и принцессе Милане при расставании.

Нет… Пожалуй, опрометчиво винить Призыв Просвещения в смуте его собственной жизни, ведь все началось намного раньше. Ни один бунт не случается просто так.

Войной принца Андерса, его друга и брата, с которым они росли вместе с ранних лет, без оглядки на то, что Габриэля в лунную ночь оставили на попечение его матери королевы Элизы, была его любовь к Милане Мерн – простолюдинке из далекой Эллады, девушке с выразительным профилем и взрывным, непростым характером, за которым скрывалось доброе чистое сердце. Милана Мерн не смогла ужиться с королем Чарльзом и королевой Элизой, и принц Андерс оказался перед ультиматумом, разбившим ему сердце. Или он разводится с любимой женой, носящей его первенца, и сохраняет права на трон и титул, либо он отрекается от королевского трона и уезжает – куда угодно, хоть в Элладу, на родину жены. Выбор принца Андерса был очевиден для всех, кроме, вероятно, королевы Элизы. Для всех подданных это выглядело как добровольное отречение, но правду нельзя было скрыть от тех, кто делил свою кровь с королевской семьей на протяжении многих лет.

И фаэ сочли решение короля Чарльза недопустимым.

Королевский дворец покинули послы детей Даннан, а после Лунденбурх незаметно опустел: фаэ покинули сердце Бриттских островов, ушли в Холмы, перестали являться на праздники и оставлять дары простым горожанам. И магия их стала угасать следом за ними. Лишь младшие фаэ не захотели уходить из насиженных мест, но их было мало и о них стали со временем забывать.

И одним лишь фаэ известно, что за война шла на душе Джеймса Блюбелла, в одночасье оставшегося единственным наследником, без брата, без поддержки фаэ и без уверенности в завтрашнем дне.

А потом… Призыв Просвещения уничтожил все, что еще оставалось. Все, кроме Габриэля Мирта, что время от времени заставляло его испытывать мучительный стыд – за свое существование, за то, что он жив и здоров, а Гилдерой Эконит умер в бедламе, как многие и многие из приближенных к королевской семье, и особенно этот стыд усиливался в присутствии мисс Амелии… Но Габриэль брал себя в руки и продолжал делать то, что должен, то, что у него лучше всего получалось – вдыхать жизнь в бездушный металл и дерево, запускать механизмы, создавать двигатели, упрощать быт простых лунденбурхцев, вовсе не виноватых в том, что один король однажды ошибся и все полетело под откос.

Призыв Просвещения был лишь следствием многих факторов. Многих мелких, болезненных камушков, набивающихся в ботинок страннику – и волна государственного переворота началась так же незаметно, прокатилась по Бриттским островам и привела к тому, что в Королевском дворце еще мраморный пол не успели отмыть от крови, как там уже уселся Чэйсон Уолш и прочие члены Парламента.

Чэйсон Уолш сгноил в сумасшедшем доме верного, честного Гилдероя Эконита, который был столь же гениален, сколь и безрассуден, и решился открыто критиковать и Призыв, и действия Парламента, и за это поплатился.

Чэйсон Уолш боялся и пальцем тронуть Габриэля.

Чэйсон Уолш был тем человеком, который сделал реальной мечту Габриэля и дал все возможности для постройки паровой машины.

И от этого становилось особенно важным помочь мисс Амелии в ее войне – таким образом она не только защитит свое имя, но и сможет вернуть отцу его достоинство. Иной бы сказал – «отомстить», – но мистер Мирт был далек от понятия мести.

Созданный созидать, он ненавидел разрушения. И стремился только привнести в жизнь как можно больше – а с тем, чтобы как можно больше отобрать, жизнь прекрасно, по его мнению, справлялась сама.

* * *

Мисс Амелия Эконит остановила кеб в начале улицы и расплатилась с возницей. Непривычно солнечная для Лунденбурха погода манила пройтись хотя бы немного – вдоль аккуратных садиков и кружевных заборов, к мрачной громаде особняка мистера Мирта. Мисс Амелия не часто позволяла себе такие прогулки, но ценила любую возможность полюбоваться готическим изяществом старого дома. Кажется, когда-то весь район был застроен подобными особняками, но время шло, люди менялись, желали чего-то более понятного и простого, и перестраивали наследие прошлого, добавляя ярких цветов и мягкости линий, занавесок на светлые окна и бронзовых петушков-флюгеров на острые черепичные крыши. И только особняк мистера Мирта был верен старым временам – как и сам мистер Мирт.

Мисс Амелия никогда бы не решилась заострять внимание на своих открытиях, но от ее внимания не могли укрыться ни покрытые пылью портреты королевской семьи, спрятанные в дальних комнатах особняка, ни королевские вензеля в виде сплетенных ветвей мирта и голубых колокольчиков, украшавшие мебель в доме – также скрытую от посторонних глаз.

Мисс Амелия не знала, что связывало в прошлом Габриэля Мирта и королевскую семью, но она бережно и с уважением относилась к нему и к его памяти – явно бережно хранимой, потому что иначе только безумец стал бы хранить в доме такие вещи при объявленном Праве на смерть. Хоть мисс Амелия и была одной из немногих, кому вообще был разрешен доступ в сердце дома, большинство посетителей не проходили дальше большой гостиной – в том не было нужды.

Она остановилась, подняв голову – мягкие золотистые завитки волос упали на