То, что Элка отправится в Москву, немного путало карты. В планах Норы по физическому устранению соперницы поездка в столицу не значилась, но, к счастью, Элла задержалась в Первопрестольной ненадолго и снова вернулась домой, на место своей скорой гибели. Нора проверила, выполняется ли данное ею поручение, и удостоверилась, что все идет как по маслу.

Человек, осуществляющий ее просьбу, следовал всем рекомендациям истово и все делал так, как надо. Можно было не сомневаться в том, что бесславный конец ждет проклятую Эллу уже очень скоро. В худшем случае это будет инвалидность, а если повезет, то и смерть. Повезет, разумеется, ей, Норе.

Она рассеянно улыбнулась своему отражению в зеркале, которое тут же улыбнулось ей в ответ. Любили они друг друга со своим отражением, что тут скажешь. И в последнее время им везло. Все складывалось как нельзя лучше, и Нора все чаще думала о том, что ссора с Эллой и разлад с мужем, которые сначала рассматривались ею как крушение жизни и огромное несчастье, на самом деле были очень даже на руку. Вот уж точно, человек предполагает, а бог располагает.

Она довольно потянулась, как кошка, наевшаяся сметаны, и искоса снова кинула взгляд в зеркало. Нет, несомненно, новый способ держать себя в тонусе ей к лицу. Глаза блестят молодо, задорно. И даже темные круги – последствия ее нового образа жизни – ничуть ее не портят, лишь придают некоторую загадочность и легкую томность.

Эх, если бы можно было плюнуть на работу, поехать в Москву, а еще лучше в Париж или в Вену, побродить по осенним европейским улицам, разглядывая свое отражение в витринах дорогих магазинов, посидеть в маленьких уютных кафе, где пахнет настоящим кофе и выпечкой, посмотреть, как лениво течет вода в Сене или в Вене, притоке могучего Дуная, как плывут по ней желтые листья, шевелящиеся от речной ряби, как низко летают чайки, высматривающие добычу, как целуется молодежь на набережной. Веселая, небрежно одетая, растрепанная и счастливая молодежь, еще не знающая, что уготовила жизнь, и уверенная, что впереди ждет только хорошее. Когда Нора была маленькой девочкой и наивной девушкой, она тоже так считала. И перестала, только повзрослев.

Она перевела взгляд с зеркала на оконное стекло и легонько вздохнула. За ним стояли реалии ее сегодняшней жизни. Мокрая улица, покрытая серым рваным покрывалом, из которого мелкими перьями сыплется колкая морось осеннего дождя, унылого и беспросветного, как старость. И отчего осень в их городе всегда выглядит так уныло?

Нет, не уехать сейчас ни в Париж, ни в Вену, ни даже в Москву. Во-первых, потому, что она должна доделать ту работу, которую добровольно взвалила на себя. Она не может ее не выполнить, потому что на кон поставлено все. А во-вторых, не может она сейчас позволить себе никакие увеселительные поездки. Прогулки по набережной, круассаны и ароматный кофе по-венски остались в прошлой жизни, а в нынешней у нее на них просто нет денег.

Нора непроизвольно сжала руки в кулаки. Много лет она работала как проклятая, чтобы иметь возможность не думать о деньгах. Она старалась, чтобы они просто были. Были всегда. И их хватало на приличное жилье, машину, обучение дочери, еду в самых дорогих ресторанах, возможность улететь в английские туманы, или французские лавандовые поля, или в Венскую оперу в любой момент, как только возникнет желание. Конечно, бывали времена, когда она жила иначе и считала каждую копейку, но они же кончились, кончились, канули в прошлое, и как же тяжело, что сейчас она снова вынуждена жестко экономить. Гораздо тяжелее, чем было раньше, когда она еще не привыкла к роскоши и жизни на широкую ногу.

Надежда на то, что скоро все устаканится, образуется, вернется, горела в ней ярким неукротимым огнем, тем самым, который, отражаясь в ее глазах, вызывал страх окружающих. Да-да, она видела, что знакомые ее сторонятся. Да что там знакомые! Даже дочь, ее родная дочь свела общение с матерью к самому минимуму. Их телефонные разговоры и то становились все короче. «Как дела? – Нормально». Вот и все. Нора лениво подумала о том, что ей интересно, как девчонка сейчас ведет себя с отцом. «Надо будет спросить, когда она позвонит в следующий раз», – решила она и тут же забыла об этом, вернувшись мыслями к своей главной задаче – единовластному владению «ЭльНором» и уничтожению ненавистной Эллы.

Как всегда в минуты особенной ненависти к чему-либо, у нее заболела голова. Тяжело, надсадно, охватывая всю голову сдавливающим виски и затылок обручем, от которого не было спасения. Таблетки от этой боли не помогали, лишь приглушали ее, загоняли в далекие уголки мозга, откуда она скалилась, рычала, шипела, готовая в любой момент выскочить обратно, чтобы наброситься на Нору, впиться в нежную мозговую мякоть и терзать-терзать-терзать без надежды на спасение.

С детства повелось, что головная боль, накидываясь на Нору, обязательно приводила за собой тошноту и разноцветные круги, мелькающие перед глазами. Она отвела глаза от окна, причем движение далось ей с трудом, сглотнула тугой ком, поднимающийся из желудка, воровато посмотрела на дверь кабинета, не войдет ли кто, и вытащила из запирающегося на ключ ящика стола маленькую бутылочку. Почему-то содержимое бутылочки с головной болью умело договариваться на ура.

Через пару минут приятная теплота разлилась по телу, напряженные плечи опустились, руки теперь лежали на подлокотниках кресла расслабленно и спокойно, боль отпустила, загнав в клетку и тошноту. Нора подышала открытым ртом и засунула за щеку мятную жвачку. Еще не хватало слухов. Хотя скоро ей будет совершенно все равно, кто и что про нее говорит. Она рассеянно полистала лежащий на столе перекидной календарь, чтобы проверить, сколько еще осталось ждать. По ее расчетам выходило, что недолго, недели две, максимум месяц.

Удовлетворенно улыбнувшись и подавив желание сделать еще глоток из припрятанной бутылки, она решительно выкинула из головы все мысли, не относящиеся к работе, и открыла папку с принесенными ей документами. В конце концов, от ее сегодняшнего усердия зависит светлое завтра. И для нее, и для ее нового любовника, к которому она теперь привязана намертво. Так крепко, что не вырвать с корнем.

* * *

Наши дни

Дмитрий Воронов

Поиски Степана Ушакова, живого или мертвого, ни к чему не привели. Молодой главный инженер «ЭльНора» как сквозь землю провалился. Дома, в съемной однокомнатной квартире, он не появлялся, на работу не приходил. Двоюродная сестра Степана, благодаря которой он и приехал в город на Волге из родной Архангельской глубинки, не видела его уже около двух недель. По ее словам, в последний раз брат звонил ей накануне своего исчезновения. Держался как всегда. Встревожен ничем не был. Своими планами куда-то уехать не делился.

По просьбе следователя сестра позвонила на родину Ушакова, стараясь не проболтаться, что парень пропал, поговорила с его мамой и братом. Те были спокойны, передавали Степе привет.

– Что-то не звонит несколько дней, – сказала старшая Ушакова, впрочем, без особого волнения в голосе. – Да я ведь понимаю. Новая работа у него. Это же ответственность какая. Шутка ли – главный инженер. Я его и не тревожу. Освободится от дел, сам позвонит.