Разумеется, у кейнсианского подхода к экономике мало общего с реальностью. Если бы модель Кейнса была верна, то ни одно общество в человеческой истории не могло бы одновременно столкнуться с инфляцией и безработицей. Однако мы прекрасно знаем, что это случалось не раз, например в США 1970-х годов. Тогда, невзирая на все заверения кейнсианцев и то, что американский политический истеблишмент, начиная с президента Никсона и заканчивая «адептом свободного рынка» Милтоном Фридманом, дружно встал под кейнсианские знамена и попытался искоренить безработицу путем девальвации доллара, безработица продолжила расти наперегонки с инфляцией. Сама жизнь опровергла теорию, которая гласит, что инфляция и безработица исключают друг друга. В любом здравом обществе кейнсианские идеи тут же исчезли бы из учебников по экономике и превратились бы в академический анекдот. Однако в стране, где сфера образования в значительной степени подчинена правительству, учебники по-прежнему содержат кейнсианскую мантру, которая оправдывает постоянную работу печатного станка. Именно возможность в прямом и переносном смысле штамповать деньги расширяет власть любого правительства, и, конечно же, любое правительство с радостью ухватится за все, что дает ему неограниченную полноту власти.

Вторая «придворная» школа экономической мысли наших дней — школа монетаризма, чьим отцом-основателем можно считать Милтона Фридмана. Монетаристы — своего рода кейнсианские мальчики для битья, главная задача которых — озвучивать слабые, довольно беззубые аргументы в пользу свободного рынка для создания иллюзии демократических дебатов и постоянно терпеть сокрушительное поражение, чтобы окончательно скомпрометировать идею свободного рынка в глазах всякого мыслящего человека. Процент экономистов, всерьез относящих себя к монетаристской школе, по сравнению с кейнсианцами ничтожно мал, но им предоставляют столько площадок для дискуссии, будто бы это две равные по силам партии. В целом монетаристы разделяют с кейнсианцами основные положения экономической теории, однако вступают с ними в сложные математические препирательства по поводу реальных цифр и время от времени осмеливаются предположить, что степень государственного вмешательства в макроэкономику следовало бы немного понизить, за что незамедлительно получают клеймо бессердечных капиталистов, которых не волнует судьба беднейших слоев населения.

Монетаристы, как правило, выступают против кейнсианских призывов тратить деньги на уменьшение безработицы, аргументируя это тем, что в долгосрочной перспективе положительный эффект окажется незначительным, а инфляция вырастет. Вместо этого монетаристы предпочитают оживлять экономику методом снижения налогов, поскольку, с их точки зрения, свободный рынок распределит ресурсы более грамотно, чем государственная политика. Можно до бесконечности спорить о том, что лучше — снижение налогов или повышение расходов, но на практике обе стратегии увеличивают дефицит бюджета, который можно покрыть только через монетизацию долга, иными словами, то же самое увеличение денежной массы. Тем не менее основной догмат монетаризма гласит: государство обязано предотвращать уменьшение денежной массы и/или понижение уровня цен, в котором видится корень всех экономических зол. Снижение цен, или «дефляция», как предпочитают выражаться монетаристы и кейнсианцы, приводит к тому, что граждане начинают копить деньги и уменьшают расходы, что вызывает рост безработицы и экономический спад. Больше всего монетаристов волнует то, что дефляция обыкновенно мешает банковскому сектору подводить баланс, а поскольку они тоже не любят вникать в причинно-следственные связи, то делают из этого вывод, что центробанки должны любой ценой ее предотвращать. Красноречивый тому пример — речь, произнесенная в 2002 году председателем совета управляющих Федеральной резервной системы Беном Бернанке, озаглавленная «Дефляция. Как сделать так, чтобы в нашей стране этого не случилось»[101].

В целом учение обеих школ сводится к постулату, который зубрят студенты-экономисты во всех странах мира: задача центробанка — постепенно наращивать денежную массу, чтобы стимулировать население больше тратить и тем самым поддерживать приемлемо низкий уровень безработицы. Если центробанк сократит денежную массу или не сумеет должным образом ее увеличить, то может раскрутиться дефляционная спираль, которая заставит население урезать расходы, тем самым поставив под удар рабочие места и спровоцировав экономический спад[102]. Сама природа этого учения такова, что большинство экономистов даже не задаются вопросом, а нужно ли вообще наращивать денежную массу? Предполагается, что ее прирост — это данность, и обсуждению подлежит лишь то, как именно центробанки должны управлять этим приростом и задавать его темп. Популярная сегодня во всем мире доктрина Кейнса — это доктрина потребления и трат, которые призваны удовлетворить любую сиюминутную потребность. Постоянно увеличивая денежную массу, центробанки делают накопление и вложение средств менее привлекательным и побуждают население как можно меньше откладывать и инвестировать и как можно больше потреблять. В результате возникает глобальная культура демонстративного потребления, в рамках которой индивид приобретает огромное количество ненужных ему вещей. Когда стоишь перед выбором, потратить деньги сейчас или отложить и наблюдать, как они обесцениваются, конечно, лучше уж потратить сразу. Наши финансовые решения так или иначе затрагивают все аспекты нашей личности, формируя высокое временное предпочтение в любой сфере человеческой жизни. Обесценивание валюты принуждает нас больше тратить, больше брать взаймы, жить одним днем и в области экономического производства, и в области культуры. Но, пожалуй, самое разрушительное — наше потребительское бездумное отношение к почве, приводящее к ее катастрофическому истощению. Воистину после нас хоть трава не расти.

В оппозиции к двум обласканным государством экономическим школам находится классическая традиция экономики, вобравшая в себя сотни лет международного научного поиска. Сегодня ее принято называть австрийской школой в память о последнем поколении великих австрийских экономистов золотого довоенного периода. В своем понимании экономики представители австрийской школы опираются на классические труды шотландских, французских, испанских, арабских и древнегреческих ученых. В отличие от кейнсианцев и монетаристов с их любовью к сухим цифрам и математической софистике, австрийская школа ориентирована на понимание природы и причины любого явления и логическое обоснование выводов из очевидно истинных аксиом.

Согласно теории денег австрийской школы, платежное средство возникает на рынке как наиболее ходовой товар и ликвидный актив, который можно легко продать при благоприятных условиях[103]. Актив, сохраняющий ценность, предпочтительнее актива, который быстро обесценивается. Те, кто хочет обезопасить свои сбережения, естественным образом выберут монетарное средство, которое сохранит ценность дольше других. В силу сетевого эффекта лишь один или несколько товаров в конце концов получат монетарный статус. Людвиг фон Мизес полагал, что отсутствие государственного контроля — обязательное условие для надежности денег, поскольку у правительства всегда будет соблазн обесценить валюту, как только в нее начнут инвестировать граждане.