– Единственный план, Маки.

Ивана дрожащими пальцами убрала письмо в карман джинсов. Джинсы в обтяжку и белую футболку ей подобрали из одежды средней дочери Эсмы. Село по фигуре. Поверх футболки Ивана выпустила тонкую золотую цепочку с крестиком. В ответ на удивленный взгляд Марко пожала плечами:

– Бывший подарил. Золото есть золото.

К выходу из пещеры собирались идти втроем: Эсма, Ивана и Алиса. Две девочки сдержанно пожелали Иване удачи. Марко неловко махнул рукой и поспешил достать пачку сигарет и сделать вид, что воюет с зажигалкой. Мика протянул Иване свой телефон и наушники.

– Возьми. Разблокируется вот так, рисуешь по точкам зигзаг.

– Связи же нет.

– Не из-за связи. Там музыка. Вот наушники. Вот здесь танго, «La Bruja» там тоже есть, которая тебе понравилась. Тут не-танго. То, что люблю. Давай, бери левый, а я – правый. Пройдусь с тобой до выхода.

– Мика… – начала Алиса, но осеклась, встретив его взгляд.

Карие глаза цвета хорошего коньяка в обрамлении едва видных морщинок в уголке от близорукого прищура и пушистых темных ресниц перестали быть теплыми. Они смотрели двумя пустыми дулами, по которым не скажешь наперед, заряжено оружие боевыми или выстрелит холостым.

– Я. Пойду. До выхода. Вместе с ней.

Мика включил музыку, и в гулкой пустоте коридоров были слышны мягкие гитарные переборы из наушников. Алиса узнала песню. Под нее ученики иногда танцевали в конце занятия, когда заканчивали отрабатывать новые фигуры и инструкторы ставили последнюю песню и говорили: «Танцуйте все, что знаете». После таких импровизаций Алиса всегда первой сбегала из зала в общую раздевалку, хватала свои вещи и выходила на террасу, в темный южный вечер. Мелко дробно дышала, пока за спиной не слышались голоса, а потом спускалась по деревянным ступенькам на цыпочках, крепко придерживаясь дрожащими руками за поручень. Совсем как Ивана, которая сейчас то и дело спотыкалась на своих каблуках и крепко держалась за локоть Мики. А тот уверенно вел ее, как будто по переполненному танцполу на большой милонге: следил за пространством, чтобы не столкнуться с другими парами, не вылететь из ронды, вписаться в нужный поворот, не дать споткнуться.

– В танго, – рассказывал ей Мика, – всегда нужно знать следующую точку. Тело не двигается в пространстве просто так. Ты делаешь шаг и знаешь, где хочешь оказаться. В этом разница между шагами и танцем. Шаги могут оборваться. Танец не заканчивается, даже если споткнешься. Просто продолжаешь идти. Просто видишь следующую точку и делаешь еще один шаг к ней.

В последнем коридоре перед выходом дежурила старшая Сара. Она встретила группу кивком и молча посторонилась. Алиса отметила, как спокойно она смотрит: ни вопроса на лице, ни тени удивления. В очередной раз задумалась, что скрывали четыре женщины, которые знали, что упаковать в рюкзаки, где спрятаться и как выжить среди холодного камня, когда нет возможности выйти наружу.

За несколько метров до порога Эсма встала.

– Я подожду здесь.

Остальные прошли еще несколько шагов вперед. Он вынул свой наушник и протянул Иване. Она приняла белую капельку в дрожащую ладонь и сжав кулаке. Мика подался вперед и порывисто обнял Ивану. Она замерла, а потом обхватила его в ответ и сцепила наманикюренные пальцы в замок на спине. Так и стояли, пока Алиса не кашлянула. Тогда они расцепились и Мика молча прошел мимо, встал рядом с Эсмой. Последние шаги Ивана и Алиса делали вдвоем.

– Парк прямо и налево, – шепотом напоминала Алиса то, что слышала от Эсмы. – Держись поближе к стенам и подальше от больших улиц. Иди через Косовску, а на Теразиях нужно будет забирать влево. Помнишь, что делать, если встретишь патруль?

Ивана кивнула, глядя Алисе за плечо.

– Ивана. Помнишь, что я тебе говорила? Повтори.

– Идти к ним. Разговаривать. Сказать, что к жениху. Показать письмо.

– Если не поверят?

– Настаивать, чтобы отвели в ресторан.

– И?

– Не переставать разговаривать.

– А самое главное?

– Не останавливаться.

– И?

Ивана снова умолкла. Алиса видела, как бегают ее глаза, и слышала, как она мелко поверхностно дышит и как сдавленно хлюпает воздух в горле. Из наушника по-прежнему раздавалась музыка. Гитара сменилась на бандонеон.

– Ивана? Что самое главное?

– Выжить.

Ивана выплюнула слово и вставила второй наушник. Алиса смотрела ей вслед. Ивана шла на неверных каблуках и покачивалась, но уже не так, как только что в сырых коридорах. На поверхности она гордо вскинула голову и не смотрела по сторонам. Шла как по подиуму. По ее бедрам можно угадать ритм мелодии, которая играла в наушниках.

Когда Алиса повернулась, ее встретил все тот же взгляд Мики. Она поймала себя на том, что залюбовалась. Любовалась больше, чем когда видела в этом взгляде улыбку и теплые искорки. Любовалась на разлитую черноту зрачков почти во всю радужку, которая все еще напоминала оружейное дуло. Любовалась, потому что знала, что человек с такими глазами имеет шанс не пропасть под колесами войны.

Обратно в обжитой каменный зал они возвращались в тишине. Эсма сварила по второй порции кофе, но пили его молча и уже не вместе. Дочери Эсмы разошлись по своим коврикам: одна к книге, другая к альбому. Марко отсел в дальний угол и повернулся ко всем спиной. Мика опустился на спальный мешок рядом с госпожой Марией. Она тоненько всхлипнула, перевернулась на бок и сложила ладони лодочкой под щекой. Волосы во сне растрепались. Кардиган, которым она укрывалась вместо одеяла, сполз, и Мика поправил его, укрыл ее по плечи и заправил выбившуюся прядь за ухо.

Время сочилось как вода из прохудившегося крана. Воздух в зале был густой, неуютный. От него зябко пробирало мурашками и вязко дышалось. Этот воздух не хотелось колыхать ни словом, ни движением, чтобы не наглотаться ненароком еще больше.

Алиса достала свой блокнот. Она листала страницы со страшными сувенирами последних дней. Сложила в несколько раз и заправила между листами копию карты. На следующем развороте начала писать.

Слова поначалу шли со скрипом как неповоротливая, заржавевшая от времени и дождей дверь, через которую Ивана недавно вышла из пещеры в парк. В последний раз Алиса бралась за блокнот три года назад и с тех пор ни строчки не написала на бумаге, хотя то и дело ловила себя на том, как в голове прокручивает абзац про тонкостенный фарфор кофейной чашки в кафе-антикварнице на Земунском рынке или фургончик старьевщика за окном. Со словами в своей голове она ничего не могла поделать. Их нельзя было изгнать. Сейчас слова мстили ей за годы, проведенные в клетке, и отказывались выходить.

– Ты писатель?

Эсма подошла со спины. Присела рядом по-турецки, баюкая источающий тепло стаканчик в ладонях.

– Журналист.