Капитан прикинул возможные действия. С длинноволосым он бы справился. А дальше… возможно, он бы выстоял и против Эдиона или хотя бы попытался спастись бегством. Умереть – но только в сражении, только сопротивляясь. Он – не баран, который покорно ждет, когда ему перережут горло.

Меч Эдиона был готов в любой момент оборвать жизнь Шаола. Меч, по праву и по наследству принадлежащий Селене. Эдион – двуликий палач. Предатель, но не по отношению к Террасену. Прибыв в Рафтхол, Эдион вел очень опасную игру, если учесть, что его родное королевство пало десять лет назад. Он обманывал короля. Тот и не догадывался, что вместо подаренного кольца Эдион все эти годы носил подделку. Боязнь разоблачения уже дала бы Эдиону вескую причину для расправы с Шаолом. Но Шаол знал нечто такое, что могло бы позволить ему уйти отсюда на своих ногах.

Какой бы сокрушенной, растерянной и испуганный ни была Селена в момент отъезда, она теперь далеко от Адарлана. А Дорин с его внезапно пробудившимися магическими способностями – здесь, под боком у короля. И принцу грозит серьезная опасность. Его, Шаола, Эдион убьет не задумываясь. Но кто тогда защитит Дорина? Забота о принце – это все, что оставалось у Шаола. Все, что еще имело в его жизни какой-то смысл. Если мятежники действительно что-то знают о способе возвращения магии на континент; если попытаться с помощью Эдиона получить какие-нибудь сведения об этом…

Шаол никогда не был игроком. Но сейчас он вел самую азартную и опасную игру, где на кону стояла не только его собственная жизнь.

Эдион взмахнул мечом.

Молча помолившись о прощении, глядя Эдиону в глаза, Шаол тихо произнес:

– Аэлина жива.

* * *

Эдиона называли Волком Севера, генералом, принцем, предателем и убийцей. Все это соответствовало действительности, а иногда и превосходило ее. Были у него и любимые прозвища, известные лишь узкому кругу друзей Эдиона: лгун, обманщик и ловкач.

Те, кто его не знал, называли его Адарланской Шлюхой. Во многом это было правдой. Очень во многом. Эдион не возражал и против такого прозвища. Совсем не возражал. Это позволяло ему держать Север под своим пристальным наблюдением, сводить кровопролитие к минимуму и врать в лицо королю. Половину легиона Беспощадных составляли мятежники, а вторую половину – сочувствующие. Многие «битвы» на Севере были умело разыгранными спектаклями. Число погибших сильно завышалось. Иначе и быть не могло, поскольку под покровом темноты «трупы» оживали и отправлялись по домам. Адарланская Шлюха. Пусть будет так. Пока что генерала это прозвище вполне устраивало.

Но у него были не только прозвища. У него были имена, которыми он по-настоящему дорожил. И самое любимое среди них – двоюродный брат. Родственник, защитник. Эти тайные имена Эдион носил глубоко внутри себя. Он шептал их, когда над Оленьими горами завывал северный ветер. Иногда в звуках ветра ему слышались крики ведомых на казнь. А иногда он слышал голос Аэлины. Своей двоюродной сестры Аэлины, которую он любил. Если бы адарланский король не вторгся в Террасен, она бы стала его королевой, и он принес бы ей клятву верности на крови.

Эдион стоял на полусгнивших досках причала в трущобной части города и смотрел на реку Авери. Рядом стоял капитан, то и дело сплевывавший кровь. Похоже, Рен Ручейник перестарался, выплеснув на Шаола всю свою ненависть к Адарланской империи. Рен совсем недавно примкнул к заговорщикам. Еще один внезапно воскресший «покойник».

В детстве Рен, наследник и будущий правитель Ручейного герцогства, рос и воспитывался вместе с Эдионом и даже считался его соперником. Десять лет назад Рен со своим дедом Муртагом избежали плахи. Отвлекающий маневр стоил жизни родителям Рена, а у него на память о том страшном дне остался уродливый шрам. Эдион ничего не знал и считал их всех погибшими. Приехав в Рафтхол, он был ошеломлен, обнаружив, что дед и внук не только живы, но и входят в тайный кружок мятежников. Эдион и раньше слышал утверждения, будто Аэлина жива и собирает армию. Он решил обо всем узнать на месте и поспешил в Рафтхол с намерением найти этих гнусных распространителей слухов и расправиться с ними. Он решил, что будет резать их по кусочкам, наслаждаясь их страданиями.

Королевский вызов в столицу был как нельзя кстати. Рен и Муртаг мгновенно признались, что слухи распространял бывший участник их кружка. Сами они ничего не слышали об Аэлине и считали ее погибшей. Однако, увидев Рена и Муртага, Эдион не переставал задавать себе вопрос: кто еще мог чудесным образом остаться в живых? Все эти годы он не позволял себе даже надеяться, что Аэлина…

Меч Эдиона лежал на деревянных перилах причала. Покрытые шрамами пальцы генерала водили по лезвию, ощущая каждую зазубрину и каждую царапину. Любая из них могла бы рассказать о легендарных сражениях и о великих, ныне давно умерших королях прошлого. Меч был последним напоминанием о могущественном королевстве, когда-то существовавшем на севере.

Вообще-то, Эдион не имел прав на этот меч. В те, первые дни вторжения, когда террасенская кровь лилась рекой, адарланский король вырвал этот меч из остывающих рук убитого Роэса Галатиния и увез в Рафтхол. И меч, который должен был перейти к Аэлине, оказался в адарланской столице.

Эдион несколько лет провел в сражениях, воюя то там, то здесь и всячески доказывая свою полезность адарланскому королю. Он беспрекословно выполнял все приказы. Это тоже была своеобразная битва, и когда Эдион со своими Беспощадными победили в ней, король провозгласил его Волком Севера и предложил выбрать награду. Эдион попросил у него древний меч.

Король не возражал, посчитав просьбу романтической дурью восемнадцатилетнего полководца. Эдион везде хвалился доверием короля и своими победами, пока все не начали считать его жестоким предателем, одним своим прикосновением осквернявшим меч Оринфа. Меч он вернул. Но Эдион не мог вернуть время на несколько лет назад и исправить страшный промах, допущенный им тогда.

Ему тогда не было и четырнадцати. Находясь в Оринфе, он не мог мгновенно преодолеть сорок миль до загородного дома родителей Аэлины. Но Эдион должен был приехать туда гораздо раньше. После смерти матери его посылали туда, дабы он стал мечом и щитом Аэлины, а затем и служил бы при ее дворе. Аэлину называли «дитя королей». Тогда еще Террасен сохранял надежду на независимость. Эдион мешкал. Он не двинулся с места, даже когда в замок примчался гонец со страшной вестью о подлом убийстве Орлона Галатиния. А потом было уже поздно. Кто-то поехал туда и сообщил, что Роэс, Эвалина и Аэлина мертвы.

Меч служил Эдиону постоянным напоминанием о его истинной владелице. Он тешил себя глупой, неисполнимой надеждой: завершив свой путь в этом мире, уйти в мир иной вместе с мечом и там отдать его Аэлине.

За годы Эдион привык к тяжести меча, однако сейчас меч Оринфа почему-то казался ему легче и острее. Он словно впервые увидел, что меч не настолько прочен, как ему думалось раньше. Но сейчас, когда привычный мир уходил из-под ног, меч вдруг стал бесконечно дорог Эдиону.

После слов капитана «Аэлина жива» воцарилась гнетущая тишина. Муртаг потребовал дальнейших объяснений, однако Шаол сказал, что будет говорить только с Эдионом.