одинок, но хорошо воспитан. Следователь чувствовал себя комфортно, несмотря на воцарившееся молчание. Он подумал, что, если бы охранник не числился в списке подозреваемых, он был бы не против стать его младшим братом.

«И почему я встретил родственную душу именно при таких обстоятельствах?» – размышлял Ли.

Его смущала двойственная сущность охранника – он подозревал его, в то же время в глубине души надеясь, что тот не преступник.

– Господин следователь, можно кое-что спросить? – произнес хозяин дома, еще раз наполняя стаканы. – Почему вы приезжаете в школу именно по вечерам?

Щекотливый вопрос, на который он все равно бы не смог ответить честно… Ли выкрутился, сказав, что у него проблемы с графиком.

– Понятно. Но со стороны кажется, словно вы что-то ищете. То, что не способен увидеть обычный человек…

– О чем вы? – уставился на него следователь. На самом деле ему хотелось спросить, видит ли хозяин призраков, как и он сам.

– Да так, не берите в голову, – как бы невзначай ответил охранник.

Разговор естественным образом перешел к обсуждению убийства в школьной лаборатории.

– Господин следователь, я хочу спросить вас о том моменте, когда вы оказались на месте преступления…

– Продолжайте, – спокойно сказал Ли, делая глоток.

– Как бы лучше выразиться… Вам не показалось, что кто-то кричал?

Насторожившись, Ли поставил стакан:

– Вы слышали ее последние слова?

– Не совсем. Знаете, когда работаешь охранником, иногда… кричат не люди, а стены.

«Что он имеет в виду? Кричат стены? Это метафора такая?» Ли пришел в замешательство. Он попросил объяснить еще раз, но не получил внятного ответа. Чем больше Ли спрашивал, чем сильнее охранник увиливал.

Следователь наблюдал за хозяином дома, который крутил в руках стакан. Он достал из кошелька стикер:

– Я получил анонимную записку. Вы долго работаете в школе. Может, есть идеи, от кого она может быть?

Своими действиями Ли никоим образом не раскрывал конфиденциальной информации о расследовании – он знал, что записку написал сам охранник, и хотел увидеть его реакцию. Хозяин дома поддержал игру, притворившись, что видит ее впервые.

– Возможно, события в записке относятся к годам, когда они произошли. В тысяча девятьсот девяносто первом – исчезновение мальчиков, две тысячи первом – теракт, две тысячи одиннадцатом – отравление дезинфицирующим средством, а две тысячи двадцать первом – стрельба в спа-салонах в Атланте… Все сходится. А последняя запись относится к недавней смерти в школе, – предположил охранник.

– Вы же знаете, что каждые десять лет в школе Чонмун умирает ученик? – спросил Ли.

– Да, я был на похоронах в две тысячи первом, две тысячи одиннадцатом и две тысячи двадцать первом и до сих пор все отчетливо помню.

Такого ответа следователь не ожидал. Поведение его собеседника не поддавалось объяснению. «Как часто простой школьный охранник ходит на похороны к ученикам, которых даже не знает? Каждые десять лет?»

– Я не понимаю. Как вы узнавали об их смерти? И зачем приходили на похороны?

– После выпуска они были связаны со школой – О Чиён работала учительницей, Син Миён была руководителем школьного драмкружка, а Хан Саран учила детей рисовать мультфильмы. Погибшая в тысяча девятьсот девяносто первом году тоже работала в школе, в бухгалтерии.

Голова следователя трещала от новых фактов. Он даже не задумывался о связи смертей в десятилетнем цикле, потому что причина была давно известна – самоубийство. Все погибшие отравились. Сперва это выглядело подозрительно, но в итоге следователи назвали эти события обычным совпадением. Они выяснили, что все четверо сами купили таблетки и написали предсмертные записки. «А что, если связующее звено – их место работы? Неужели это тоже списали на совпадение?» Ли снова посмотрел на записку. Его продолжала беспокоить последняя дата – зимние Олимпийские игры в Пекине.

– Первые четыре даты сходятся, но я не понимаю, как они связаны с пятой – она не вписывается в закономерность. Как вы думаете, почему информатор указал две тысячи двадцать второй год? Он хотел намекнуть на убийство в школьной лаборатории? – спросил Ли.

Охранник покачал головой.

– Я думаю, что последний случай совсем другой. Во-первых, Сон Чэён еще училась в школе, но главное отличие… погода была ясной.

– Что это значит? – удивился следователь.

Тогда охранник прошептал:

– Вы пока не учли этот факт.

– Да о чем вы? – спросил Ли.

Услышав ответ, он мигом протрезвел.

– Погода. Кажется, каждые десять лет… в день убийства… шел дождь.

Начало конца

После уроков погода окончательно испортилась. Чем сильнее сгущались тучи, тем больше дел появлялось у Сонби. Сын и так всегда и во всем помогал отцу, но после того, как тот попал в больницу, все домашние хлопоты свалились на Сонби.

Такую работу он считал очень нерациональной. Усердная учеба хотя бы приводит к хорошей успеваемости, а от тяжелого домашнего труда выгоды нет. Он сравнивал его с тестом, за который сложно набрать много баллов, зато легко ошибиться и потерять все – здесь нельзя ничего исправить.

Сонби был так занят мыслями о стирке, что даже не успел снять школьную форму. Сону сидел рядом на крыше и беззаботно пускал мыльные пузыри. Это и так раздражало старшего брата, но, когда они полетели на сохнущее белье, он не выдержал:

– Прекрати! Я только все постирал! От твоих пузырей пятна останутся! – Он со злостью вырвал из рук брата баночку с мыльным раствором и швырнул ее в угол.

– Ненавижу тебя! – закричал Сону и убежал в свою комнату в слезах.

Сонби тяжело вздохнул и продолжил развешивать белье. Внезапно сверху капнуло – он посмотрел на небо и увидел вспышку молнии, предвещавшую начало грозы. Он спешно собрал белье в корзину и поспешил вернуться в дом.

Но дверь, соединявшая крышу и комнату, была заперта, и, как бы он ни старался, она не поддавалась.

– А ну быстро открой! Иначе я тебя прикончу!

– Скажи номер телефона Мирён – тогда впущу, – шантажировал Сону брата.

Сонби поставил на пол корзину и беспомощно уперся лбом в дверь:

– Ну скажу я тебе номер, ты все равно не сможешь его запомнить.

Несколько мгновений братья стояли по разные стороны двери в абсолютной тишине.

– Почему ты доставляешь столько хлопот нормальным людям? Почему Мирён должна чувствовать себя виноватой? Каким бы ты ни был дубиной, должен понимать, что это нечестно по отношению к ней. Знаешь, как ей тяжело? Почему добрейший на свете человек должен страдать? Из-за тебя, между прочим! Но ты же не понимаешь, о чем я, правда? Все потому, что ты дурак! – продолжал Сонби.

– Это не игра! – закричал Сону.

Слова старшего