внимательно послушали старшего судейской бригады, объявляющего-расставляющего призерок по ранжиру: едва дождавшись окончания оглашения результатов, серебряная медалистка от всей души «дала голос» и кинулась на шею радостному тренеру, крякнувшему под весом не такой уж и хрупкой москвички. Что же касается чемпионки Морозовой, то она обменялась парой фраз и улыбками с подошедшей к ней статной женщиной, которую все и посчитали ее тренером — искренне поздравляя с тем, что та смогла разглядеть и огранить столь большой талант. Тем более замечательный, что Александра уверенно двигалась к новой медали в личном зачете с крупнокалиберным пистолетом, в то время как остальные белорусские спортсмены своих болельщиков только разочаровывали. Нет, отдельные успехи были, но даже командная «бронза» уже явно уплывала в руки более подготовленных ленинградцев, в то время как за «золото» в упорной борьбе сцепились сибиряки и москвичи.

По итогам третьего дня Чемпионата у одной юной победительницы образовался «пустой» день, который она с удовольствием потратила на Музей Революции и цирк: все бы было хорошо, если бы довольная своим небольшим отпуском товарищ Липницкая не потащила ее к гранитному мавзолею основателя страны Советов. И чем ближе они подходили к кремлевским стенам и Никольской башне, тем меньше Галине Ивановне нравилось настроение своей воспитанницы.

— Сашенька, все хорошо? Голова не кружится?

В ответ на недоуменный взгляд искренне беспокоящаяся женщина пояснила:

— Солнце такое яркое, а ты даже без панамки!

— Все хорошо.

Укоризненно поцокав языком, женщина мягко предположила:

— Переволновалась на выступлениях? Нет?.. Сашенька, ну я же вижу, что тебя что-то расстроило…

Помолчав, тринадцатилетняя советская сирота неожиданно согласилась:

— Да. Зачем было устраивать на главной площади страны некрополь?

Подавившись заготовленной фразой про то, что юному возрасту свойственно преувеличивать маштаб своих проблем — директриса быстро огляделась, подхватила девушку под локоток и аккуратно оттянула поближе к елям. Меж которых как раз виднелась табличка, закрывающая урну с прахом самого товарища Серго Орджоникидзе, умершего всего три года назад от внезапного паралича сердца. Правда, злые языки поговаривали, что его вызвала пуля из наградного револьвера Нагана, которым и застрелился ожидающий своего ареста нарком тяжелой промышленности — но таким откровенным вракам никто не верил.

— Саша!!! Вот уж от тебя я не ожидала!.. Ты что такое вообще говоришь⁈

Поглядев на еще одну настенную табличку, ничуть не взволновавшаяся блондиночка меланхолично напомнила:

— Сами же хотели знать причину.

— Я думала, тебя кто-то обидел! Или там… По-женски что-то случилось. Ты же у меня умница, неужели не соображаешь, что можно говорить, а о чем надо молчать?!? Кто тебе вообще такие мысли вложил?..

— Знаете, Галина Ивановна, почему в наших библиотеках подшивки центральных газет каждые три года убирают в отдельное архивное хранилище?

Вновь настороженно оглядевшись, Липницкая кивнула.

— Тогда вам будет любопытно узнать, что пионеры нашего детдома еще зимой откуда-то притащили десяток подшивок «Труда» и «Известий» за двадцать шестой-тридцать восьмой года. Хотели ими закрывать полы и подоконники в спальнях и коридорах, когда будут освежать побелку… Конечно, предварительно вырезав все изображения вождей. Но потом вы объявили о временном переезде детдома в другой город, и пионэры просто свалили стопки газет под верстаки в «мальчиковом» кабинете труда.

Слегка побледнев, директриса шевельнула губами в беззвучном ругательстве.

— Они еще там?!?

— Нет, я их нечаянно…

— Что?!?

— Сожгла в маленькой печке — помните, у них там есть небольшая такая, в самом дальнем углу?..

В этот раз беззвучные движения женских губ подозрительно напоминали благодарственную молитву Марксу и Энгельсу. В стране победившего пролетариата несанкционированное хранение таких газетных подшивок пока еще не преследовалось, но уже не одобрялось — потому что благодаря им любой вдумчивый читатель мог проследить нарастающее число «исправлений» при перепечатывании различных трудов Отцов Революции. Ну и освежить в памяти жизненный и карьерный путь бывших партийных вождей первой-второй величины: в семнадцатом году пламенных борцов за счастье народное было мно-ого!.. Но после смерти Ленина тесные ряды его близких соратников тут же начали понемногу редеть: один за другим покидали ЦК ВКП (б) революционеры «ленинского призыва», некогда грезившие о Земшарной коммунистической Республике и мировом революционном пожаре. Кто сбежал за границу как Троцкий, кто мудро умер от естественных причин, ну а остальным помогли осознать меняющуюся реальность Особые совещания при ОГПУ и наследовавшем ему НКВД. Так что к сороковому году в Политбюро остались только твердые реалисты, переставшие мечтать о скором наступлении коммунизма во всем мире, и решившие построить хотя бы развитой социализм в пусть и очень большой, но все же отдельно взятой стране…

— Ф-фух!.. Умница!

Обняв любимицу, Галина со всей возможной признательностью ее поцеловала в нежную щечку.

— Девочка моя, надо было сразу же сказать мне! Но все равно, большое тебе спасибо.

Мимо неспешно прогуливающихся девушки и женщины прошла группа молодых военных летчиков в красивой парадно-выходной форме — но Александра не повернула голову в сторону сталинских соколов. Ибо разглядывала очередную табличку в кремлевской стене.

— Кстати, а вы знаете, отчего они умерли?

Проследив направление лиловых глаз, директриса без труда прочитала сначала «Лазарь Моисеевич Каганович», а затем и «Михаил Моисеевич Каганович» — после чего задумалась, вороша память. Конкретно эти государственные деятели осиротили страну всего два года назад, так что?..

— Кажется, в газетах писали про внезапный мозговой удар и… М-м, инфаркт?

— Инсульт у Лазаря действительно был: сразу после того, как его старший брат безобразно напился на очередном кремлевском банкете и начал ругать членов Политбюро очень нехорошими словами. Он, к слову, задохнулся от рвоты во сне — прислуга боялась заходить в кабинет, где он отсыпался после банкета, вот и не уследила.

Выражение лица простой советской директрисы детского дома было сложно описать — пожалуй, больше всего подходило выражение «как громом удареная».

— Хм, а во-он там урна с прахом народного комиссара по военным и морским делам СССР товарища Фрунзе: по слухам, он очень не хотел ложиться на ту злосчастную операцию, но его самочувствие все ухудшалось, и консилиум врачей все же уговорил Михаила Васильевича. Особенно тревожился за его здоровье тогда еще товарищ Троцкий: он, можно сказать, держал руку на пульсе событий и постарался подбрать операционную бригаду таким образом, чтобы…

— Так!

В какой уже раз тревожно покрутив головой, женщина подцепила за руку слишком много знающую сиротку и потянула ее прочь от древних стен Кремля.

— Хватит с меня этих твоих измышлений: пойдем-ка лучше в зоопарк! И еще, Саша — чтобы я больше такого не слышала.