отстраненным осознанием собственных ощущений, с каким она опускалась коленями на твердые половицы, или шла пешком, или ела что-нибудь слишком горячее или холодное. Но с ним было легко. Со временем он стал особенным в длинном ряду взаимозаменяемых. Она уже не собирала по крупицам его слова и жесты, чтобы сложить мозаику и понять, что он чувствует, а воспринимала генерала целиком. Он был знаком ей, словно дерево, выращенное из семечка. Притворялась она до такой степени инстинктивно, что это уже не казалось работой.

Он был на ней и в ней. Она обняла его жилистое тело и ощутила, как разливается мягкое удовлетворение, успокаивающее, словно теплая ванна. Прямо сейчас никуда не надо рваться. Она вложилась в него, и каждый миг потрачен с пользой.

После они лежали, переплетя пальцы. Тепло еще не погасло, и она сказала, повинуясь импульсу:

— Пойдем вместе завтра любоваться луной на празднике? Я устрою так, чтобы он был занят.

Ложе, стоявшее в глубине комнаты, с трех сторон закрывали ширмы из ароматного сандалового дерева. С четвертой стороны колыхалась двойная занавесь из парчи и газа. На этот раз они не поленились задернуть только газовую. Сквозь мерцающую ткань комната смутно светилась оранжевым, как мир сквозь языки пламени.

Он стиснул ее руку, словно извиняясь:

— Не могу.

Ее это задело:

— Что значит — не могу?

— Уже пообещал отвезти семью в холмы по случаю праздника. Здесь, в Пинцзяне, мы нечасто проводим время вместе. Хочу, чтобы у нас с сыном остались общие воспоминания об этом городе.

Его семья. Жена, сын. Она никогда их не видела. Чжан Шидэ прилагал все усилия, чтобы две стороны его жизни не пересекались. А вот теперь они вторглись в их теплый, уютный мирок и как будто украли что-то у нее. Даже не украли — испортили. Испортили то, что она так долго и старательно выстраивала. Правильно делает, что не дает нам пересечься, зло подумала Мадам Чжан. С нее бы сталось избавиться от них давным-давно. Наверное, генерал это понимал. Ее накрыло мимолетное, незнакомое чувство: неприятно, что он знает темную сторону ее личности и даже принимает меры предосторожности.

Она сказала прохладным голосом:

— Отлично.

Ему бы сменить тему. Обычно в такие моменты у мужчин все из головы улетучивается, что было бы на руку. Но, к ее неудовольствию, генерал продолжал:

— Он уже почти мужчина. Мне в радость проводить с ним время. Хороший парень вырос…

Его черты смягчились. Скромное удивление человека, который и не мечтал о счастье — а оно пришло.

Она прошипела:

— В радость — больше, чем со мной?

Чжан Шидэ помолчал. Потом ответил терпеливо и честно:

— Ты знаешь, что вправе просить у меня что угодно. Но не проси меня разлюбить собственного сына.

Его честность была как удар кулаком. Королева делала все возможное, чтобы генерал был доволен. Исполняла любые желания. Он любил ее. Разве не вправе она взамен требовать от него исполнения своих желаний? При мысли о том, что его любовь к ней не безгранична, ее охватила ярость на грани отчаяния. На краю сознания всплыло непрошеное воспоминание о том, как долго она ждет от него того самого поступка…

— Все, что угодно? — Это прозвучало резко и недоверчиво, чтобы уязвить его. — Хотя ты не позволяешь мне подарить тебе то, что я хочу? Я бы тоже могла родить тебе сына, любимого…

Королева никогда не допускала случайных беременностей, в отличие от многих куртизанок. В юности она тратила больше, чем могла себе позволить, на нужные снадобья и средства. Уже тогда она понимала, как важно оставаться свободной. Так она вкладывалась в свое будущее, и вложения оправдались: именно ее свобода позволила ей поймать Рисового Мешка.

Однако то время давно прошло, свобода уже сослужила службу. Теперь пора создавать узы. Когда генерал Чжан станет императором, после него трон унаследует ее сын. Не сын его жены. Мужчины вечно вопят о любви к детям, только в действительности это не более чем гордость обладания. Им нравится положение, которое дают им сыновья, нравится знать, что род не прервется, что после смерти будет кому их почитать. Но, холодно подумала она, одного сына можно заменить другим, а отцы и не заметят разницы.

Он виновато скривился:

— Это не так просто.

Накатила опустошающая злоба. Хотелось зубами вырвать вину у него из сердца, растоптать ее в кровавое месиво. Только мужчины могут годами страдать над вопросами морального выбора. Они знают: когда дозреют — возможность никуда не денется. Потенциал не угаснет, даже если его так и не реализовать. Но у женщин такой роскоши нет.

Королева со злостью сказала:

— Не вижу ничего сложного.

Она отняла свою руку, наслаждаясь его оскорбленным молчанием. Пусть помучается. Пусть думает о ней, пусть у него печенка болит и кровоточит, когда он будет любоваться луной.

— Ну, иди. Иди же к своим драгоценным жене и сыну.

В ушах стоял какой-то неприятный гул. Она не сразу поняла, что это шумит ее собственная кровь. Наконец генерал Чжан оделся и молча вышел.

* * *

Королевский паланкин, покачиваясь, плыл через сумрачный двор. Прямо над головой стояла полная луна. Последний раз они нехорошо расстались с генералом Чжаном. Королева с горечью думала, что он сейчас, наверное, любуется полнолунием вместе с семьей. От этих мыслей сосало под ложечкой. Особый привкус обиды, который ассоциировался у нее только с ним. Генерал позволял себе цепляться за честь, принципы и чувство вины — словно это искупало поступки, противоречащие и чести, и принципам. Как будто из них двоих злодейкой была она. Именно у нее мысли не расходились с делом. Ноги ныли сильнее обычного. Словно чувствительность повысилась.

Кто-то шел через двор. Новая наложница, Юэ, в сопровождении стайки служанок. На ней красовалось дорогое, кричащее ожерелье — подарок Рисового Мешка. Ее скромность была вызывающей, в ней читалась самоуверенность молодой женщины, не подозревающей, что красота и юность имеют срок годности. Наложницы появлялись и исчезали, и Юэ постигнет та же участь, но Королеву неожиданно кольнула ярость. Невыносимо — эта девчонка смеет смотреть на нее пренебрежительно, с юной надменностью, и думать, что с ней такого никогда не случится. Захотелось преподать нахалке урок, указать, где ее место, сровнять с пылью.

Девушка несла миску с какой-то жидкостью. Королева приказала остановить паланкин.

— Что у тебя там, младшая сестра?

Юэ подняла глаза. В них сверкнула готовность к бою, состязанию. Но голос остался нарочито смиренным.

— Недостойная служанка приветствует Королеву. Я взяла на себя смелость составить самое эффективное средство от… усталости для нашего