время отбросить вину и совершить необходимое.

— Эта женщина не решается доставлять неудобство своему супругу, но, прошу вас, позвольте ей высказать еще одну, последнюю просьбу. Нам собирается нанести визит сосед, живущий вверх по реке. Пожалуйста, окажите ему достойный прием. Дайте оценить вашу щедрость, осознать высоту вашего положения. Покажите, что мы процветаем. Эти усилия окупятся сторицей.

Позолоченные листья терлись друг о друга со скрежетом, как коготки голубя по свинцовой крыше. Она позволила своей улыбке коснуться генерала Чжана, обещая ему близость, когда ее муж будет занят гостем. «Не торопись».

* * *

Генерал Чжан нырнул в покои Королевы с черного хода. За спиной у него на миг открылся прямоугольник черного вечернего сада. В чаше каждого листа сиял свет праздничных фонарей, ярких, точно карпы. Фестиваль Середины Осени.

Он с мягкой улыбкой сел на знакомый диван под висячими клетками с ее обожаемыми птичками. Чжан Шидэ был не самого могучего сложения, но благодаря своему решительному виду производил впечатление благородного человека как в бою, так и на тайном свидании. Она знала его и только поэтому могла разглядеть, насколько он устал. Никакие развлечения не выветривали полностью эту усталость. Вот что бывает, когда делаешь из праведника подлеца. Ей льстило, что он опечален из-за нее. И льстило еще больше, что он готов нести эту ношу и дальше из любви к ней.

— Надо было мне зайти позже, — заметил он, пока Королева разливала чай. — Рискованно — слишком рано. Пусть он и занят гостем.

Замечание попало в точку. Она поставила чайник и недовольно сказала:

— Ты, конечно, генерал, но поверь мне — этого тупого борова я всегда обведу вокруг пальца!

И немедленно пожалела о своих словах. Хоть муж и надоел ей до смерти, глупо было демонстрировать недовольство. Генерал Чжан старательно убеждал себя в том, что можно обманывать Рисового Мешка и оставаться верным братом, поэтому преисполнялся чувством вины всякий раз, как того открыто критиковали при нем. Она отвернулась только для того, чтобы показать генералу свою обиду. Пусть теперь попробует ее задобрить.

Но в глубине души Королеве просто не хотелось видеть укор в его глазах. Вина! Вот уж бесполезное чувство. Именно оно не дает ему сделать то, что нужно ради их общего будущего. Неужели он и сейчас врет себе, что счастливый конец возможен? Неужели думает, что ее недалекий, себялюбивый муж, чувствительный к малейшему оскорблению, по доброй воле — с радостью — уступит трон своему брату с Мандатом? При этой мысли ей хотелось кричать.

— А ведь когда-то, в самом начале, ты была так ласкова со мной, — произнес за спиной его голос. Королева не ответила, и он продолжил:

— Я знаю, что тебе нелегко. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть, обещаю. Вот разгромлю Чжу Юаньчжана…

Совсем чуть-чуть. Потерпи. Скоро. Она это слышала тысячу раз. И всегда так искренне. Но ждать от этого было ничуть не легче. Королева с раздражением подумала, что он бы никогда и брата не обманул, и Мандата не обрел, если бы не она. А все эти годы тоскующих переглядываний за обеденным столом под носом у супруга! Другой давно бы угадал ее желание и сделал первый шаг. Но Чжан Шидэ готов был вечно довольствоваться взглядами, собственной болью и чистой совестью.

Нужно снова сподвигнуть его на действия!.. Она могла убить Рисового Мешка и не оставить генералу никакого выбора, кроме как выйти из тени и взять свое. Но ведь он никогда ее не простит. В своем горе генерал приукрашивал бы прошлое, вспоминал, как чванливый старший братец учил его контрабанде, изыскивал для него первые возможности… но забыл бы, как Рисовый Мешок раз за разом доказывал, что недостоин восхищения своей жены. Генерал бы обвинял ее в том, что она разрушила счастливое будущее, которое и так никогда бы не наступило. Он изгнал бы ее как преступницу, лишь бы избавиться от чувства вины…

А потеряй она его — что тогда останется?

Королева обернулась и опустилась на колени у его ног. Взяла за руку.

— Разве смеет женщина придираться! Прости меня. Я говорила необдуманно.

Лучше, конечно, было бы покончить со всем этим побыстрей. Но она дождется его триумфального возвращения. А там — возведет его на трон как своего нового супруга. Когда же он возьмет Даду, между ним и императорским титулом уже не будут стоять ни брат, ни его совесть.

Муж не утруждал себя визитами в ее покои, поэтому вместо роскошных ковров, которые он предпочитал, — так легко о них запнуться, когда идешь нетвердой походкой, — полы тут были голые. Она стояла коленями на твердом, почти не замечая боли и думая с удовлетворением, что эти обнаженные доски создают очаровательную картину, радующую глаз мужчин, которые мнят себя благородными и великодушными: женские юбки мягкими волнами расплескались по натертому до блеска полу, будто опавший цветок сливы, грациозный стан покаянно склонился, подобно стебельку.

Генерал Чжан весело прищурился, словно прекрасно понимал, что она делает, но все же не мог устоять.

— И почему мне кажется, что это я должен просить прощения?

Спустя мгновение он усадил ее к себе на колени. Тяжелый шелк его одеяния был холоден, и от него пахло морозным ночным воздухом. Даже в такие моменты, когда они были максимально близки, он прикасался к ней настолько нежно и благоговейно, будто она может сломаться. Она ощутила легкое презрение. Перед чем он благоговеет? Перед нарисованным кукольным личиком, в котором нет ничего от ее истинного лица, как и в притворном желании нет ничего от нее настоящей? Эта нежность как бы отрицала все, чего она достигла к моменту их встречи. Если бы неосторожное прикосновение могло сломать Мадам Чжан, она давно сломалась бы.

Минуту он просто держал ее в обьятиях. В высокой прическе застряли крохотные красные листики. Наверное, нацеплял, когда пробирался к ней через сад. Пряди на висках еще не отросли так, чтобы можно было зачесать их наверх, и вились небрежно у лица. Шелк его наряда нагревался их теплом. Затем, ощутив наконец намерения генерала, она отклонилась от поцелуя. Неприкрытое огорчение забавляло. Ей нравилось дразнить любовника, разжигать желание. Главное — не переусердствовать. Она соскользнула с коленей генерала и с легким смехом потянула его в спальню.

В искусстве дождя и облаков генерал Чжан спешить не любил. Будь на его месте другой, Королева досадовала бы на эту медлительность, на необходимость хвалить чужие усилия. Нет, в нем не было ничего особенного. Обычный мужчина, с обычными желаниями, и ее тело принимало его с тем же