— Ты моя игрушка. Которую очень долго пришлось прикармливать, приманивать. Нет. Элина. Я тебя никогда не отпущу. Люби кого хочешь. Но трахаться будешь лишь со мной. Всегда. Везде. По первому моему зову. Сломанная игрушка, требует ремонта. И лишь я могу эту поломку починить. А раз уж ты у нас сильно гордая, будь добра плати по счетам.

Он все еще зол. И как бы не говорил, что ему все равно. Цель его вовсе не ее тело. Цель его горячее, бьющееся сердца. И членом до него не достать!

Он прижал Элину грудью к гладкому стеклу. Вжикнула молния его брюк.

— Ты моя шлюха. И будешь делать то, что я скажу.

Подтянул ее бедра и медленно начал входить. Нет. Он вовсе не желал причинять боль.

Или желал. Резкий толчок. Снова и снова. Элина закрыла глаза. Не получается расслабиться. И от этого немного больно. Пальцы больно впиваются в бедра. Он усилил напор и скорость. Сжал острые соски. И трахал теперь яростно, беспощадно.

— Ты только моя! И это вобью в твою красивую голову! — он рычал ей в ухо. Шлепки, стоны, рычание. Пейзаж перед глазами тускнел. И слезы выступили на глазах.

Он кончил бурно. Зубами впился ей в плечо. Не сильно. Густая жидкость потекла по ее ногам. Оба тяжело дышали.

— А потом, ты выкинешь меня?

Он подхватил ее на руки и уложил на кровать. Развел широко ноги и начал ласкать.

— Хочу чтобы ты кончила. Давай, милая.

— Я хочу в душ. Ты получил, что хотел.

Она вскочила, но тут же свалилась назад. Он прижал ее немного грубее, чем хотелось.

— Ты так же получаешь то, что хотела. О том, что ты больна и готова была умереть, не знает никто. Даже твой ненаглядный Дима.

— С чего ты взял, что есть хоть что-то чего он не знает?

Он ударил кулаком по матрацу, рядом с ее лицом.

— Хватит меня провоцировать! Элина! Ты не хочешь жить с врагом! Живи с человеком, который способен на многое ради тебя.

— Ты требуешь от меня больше, чем я могу дать!

Он стянул ее волосы в кулак. И притянул близко к своему лицу. И по телу Элину проползла липкая мерзкая дрожь. Потому что синие глаза покрылись коркой льда. Он прав. Жить с врагом гораздо сложнее, чем с мужем, желающим любви. Но она никогда не искала легких путей. И никогда не умела играть роль.

Он ничего не сказал. Встал с кровати. Поправил свою одежду. И вышел.

В тот же день Элина познакомилась со своим лечащим врачом. Женщина. Чем-то напоминающая Саульскую. Вот только не ругалась матом и грубость скрывала за улыбкой. Раиса. Она не желала называть отчество. Сказала, что на острове так принято. Она знала Рогова. И очень хорошо отзывалась о его работе, после осмотра Элины.

Боже. Она внимательно осмотрела свою палату. Выслушала все рекомендации по подготовке к операции. И ее начало нещадно трясти. По острову все передвигались на специальных электромобилях. Не совсем как на поле для гольфа, на много круче и удобнее.

Элина пыталась найти сигареты. Перевернула весь свой багаж. На что ее новая помощница даже возмутилась. Элина давно перестала запоминать имена людей, окружающих ее. Потому что один их неверный шаг. И Через час этого человека уже нет рядом.

Элина перевернула все вверх дном. Включила громко музыку. И решила напиться. Нет никого, с кем можно было это сделать.

В крошечном бикини, не скрывая своего шрама, она бродила по краю бассейна. Сделала глоток шампанского прямо из горлышка бутылки. Сигарет нигде не нашлось. Как выяснилось курить ей запретил Тобольский.

Элина грациозно нырнула в бассейн. И не хотела выныривать. Но сквозь прозрачный слой бирюзовой воды увидела чьи-то ноги. Любопытство взяло верх. Босая девушка стояла на краю бассейна. И увидев ее, Элина сильно удивилась.

— Аня. Это не глюк? Реально ты? — она выбралась из воды и встала напротив странной гостьи. Та самая милая девочка, с русыми косичками. Девушка, которую Элина пыталась свести с Андреем. Боже! Это все было в прошлой жизни. Как они могли оказаться здесь?

— Да. Ты меня помнишь? Так давно не виделись. Занесло нас на край света.

— Точно. — Элина поняла, что это конец. Алкоголь. Усталость. Нервное напряжение. Переживания. И теперь эта встреча. Встреча, которая сильно потрясла ее. Аня, как скальпель вскрыла загноившуюся рану в душе. Всколыхнула еще не стихшие воспоминания. Андрей. Дима. Дом. Родители. Как она жила там. И в кого превратилась здесь. Она подошла к шезлонгу и взяла пушистое полотенце.

— Ты здесь отдыхаешь? — Аня выглядела немного странно. Волосы длиннее, чем были когда то. Она пополнела и даже немного подурнела. Хотя и раньше казалась слишком простой и обычной. Сейчас ее хрупкую фигуру скрывает воздушная длинная туника. На запястьях браслетики плетенные из бисера. Хотелось ее прогнать. Она тут совсем не к месту. Эта вилла лишь для нее, для одной Элины.

— Ань, я только сегодня приехала. Очень устала. Ты здесь работаешь?

— Можно и так сказать. — ее щеки покрылись румянцем. И сердце Элины пропустило удар. Она поняла, что есть подвох. Аня здесь не просто так. Вдруг, ее маленькая ладошка, самопроизвольно легла на живот. И стало понятно, что под туникой явно проглядывает округлый животик. Почти не заметный. Но ее движение привлекло внимание. Элина нахмурилась.

— Что ты здесь делаешь, Аня? Это не курорт для всех.

— Я ношу ребенка. Я суррогатная мать. — опустила голову и всхлипнула, — Элина, ты всегда осуждала меня. Тогда с Андреем сначала помогла, а потом…

— Хватит нести чушь. Какая суррогатная мать?!

— Тобольский Сергей Романович нанял меня. И я здесь живу уже три месяца.

— Да блять! — Элина ухватила бутылку и швырнула ее о бортик бассейна. А потом молча понеслась в дом.

Но далеко уйти не вышло.

Внутри не просто щелкнуло. Ноги подкосились. И, кажется, лекарства от боли уже не действовали. Ей показалось, что под кожей горит огонь. Или плавятся кости. Пошатнулась. Тобольский успел подхватить, прежде, чем она потеряла сознание.

Операцию пришлось отложить. Воспаление в мягких тканях, и инфекция в организме начали творить зло. Элина не просто потеряла сознание. Это был болевой шок. И ей очень повезло, что они находились в самой лучшей клинике мира.

Элина открыла глаза. И первым кого она увидела, был Тобольский. Он сидел в мягком кресле, похожим на шезлонг. Нет, он почти лежал, закрыв глаза. Ровное дыхание говорило о том, что он спит. На нем был не привычный костюм. А легкая, на половину