* * *

В Братиславе, так же как и в Кракове, Гита поселяется с другими выжившими после концлагерей в переполненной квартире. Она регистрируется в Красном Кресте, оставляя свою фамилию и адрес. Так делают все возвратившиеся узники, чтобы облегчить поиск потерявшихся родственников и друзей.

Однажды днем Гита видит через окно, как двое русских военных, перемахнув через забор, оказываются в домовладении, где она живет. Она в ужасе, но, когда они подходят ближе, она узнает двоих своих братьев, Доддо и Лацло. Сбежав вниз по лестнице, она распахивает дверь и бросается им в объятия. Они почти лишаются дара речи. Несмотря на то что русские освободили город от немцев, местные жители с подозрением относятся к любому в военной форме. Не желая испортить краткую радость от их воссоединения, Гита держит при себе то, что знает об остальных близких. Скоро они узнают сами, и в несколько кратких минут об этом не стоит даже говорить.

Перед тем как расстаться, Гита рассказывает братьям, что тоже носила русскую военную форму — это была первая одежда, которую ей выдали по прибытии в Освенцим. Она говорит, что выглядела в ней лучше их, и все они смеются.

Поезд, везущий Лале, движется по сельской местности. Прислонившись к стенке купе, Лале теребит два маленьких мешочка, привязанных изнутри к поясу брюк. В них драгоценные камни, которые он рискнул взять с собой. Куча камней осталась у него под тюфяком. Пусть достанутся тому, кто их найдет.

Вечером того же дня поезд, скрипя тормозами, останавливается. Как почти три года назад в Биркенау, эсэсовцы с винтовками приказывают всем выходить. Очередной концлагерь. Один мужчина из вагона Лале спрыгивает вместе с ним.

— Я знаю это место. Я был здесь прежде.

— Да? — говорит Лале.

— Маутхаузен, это в Австрии. Не такой ужасный, как Биркенау, но что-то вроде того.

— Я Лале.

— Йозеф, рад познакомиться.

Когда все мужчины высаживаются, эсэсовцы отпускают их, велев поискать себе место для ночлега. Лале входит в какой-то барак вслед за Йозефом. Здешние обитатели от голода похожи на покрытые кожей скелеты, и все же у них хватает сил для защиты своей территории.

— Проваливайте, здесь нет места!

По одному человеку на нарах, каждый держится за свое место и по виду готов его отстаивать. В двух других бараках та же история. Наконец они находят более свободный барак и забивают себе место. Когда вслед за ними приходят другие, они встречают новеньких все тем же приветствием:

— Проваливайте, нас тут полно!

На следующее утро Лале видит, как идет построение людей из ближайших бараков. Сейчас его подвергнут полному личному досмотру и спросят, кто он и откуда прибыл. Снова. Из мешочков с камнями он достает три самых больших бриллианта и засовывает их в рот. Пока остальные собираются, он бежит к задней части барака и разбрасывает там оставшиеся камни. Начинается досмотр заключенных. Лале видит, как конвойные широко открывают рты заключенных, и прячет бриллианты под язык. Упредив проверяющую команду, он открывает рот. Мельком взглянув на него, они идут дальше.

* * *

Несколько недель Лале и другие заключенные фактически сидят без дела. Ему остается лишь наблюдать, в особенности за эсэсовцами охраны, и он пытается понять, к кому можно обратиться, а кого лучше избегать. Время от времени он заводит разговор с одним из них. Эсэсовец удивлен беглым немецким Лале. Он слышал об Освенциме и Биркенау, не был там и хотел бы узнать о них из первых рук. Лале рисует картину, далекую от реальности. Он ничего не выиграет, если расскажет этому немцу всю правду об обращении с заключенными. Лале рассказывает, чем там занимался и что всегда предпочитал работу безделью. Несколько дней спустя этот эсэсовец спрашивает, не хочет ли он перебраться в относящийся к Маутхаузену лагерь Заурер-Верке в Вене. Подумав, что там не может быть хуже, чем здесь, и выслушав уверения охранника, что условия там чуть лучше и старому коменданту ни до чего нет дела, Лале принимает предложение. Эсэсовец подчеркивает, что этот лагерь не принимает евреев, так что Лале надо молчать о своем происхождении.

— Собери вещи, — на следующий день говорит он Лале. — Ты отбываешь.

Лале оглядывается по сторонам:

— Все собрано.

— Примерно через час едешь на грузовике. Встань в шеренгу у ворот. Твое имя в списке, — смеется он.

— Мое имя?

— Да. Постарайся не показывать руку с номером, хорошо?

— Я должен откликаться на имя?

— Да. Не забудь. Удачи.

— Погоди, я хочу дать тебе кое-что.

Охранник сбит с толку.

Лале достает изо рта бриллиант, вытирает о рубашку и вручает немцу:

— Теперь ты не сможешь сказать, что никогда ничего не получал от еврея.

* * *

Вена. Кто не хотел бы побывать в Вене? В молодые загульные годы для Лале это было пределом мечтаний. Само это слово звучит романтично, оно несет в себе стиль и большие возможности. Но теперь все совсем иначе.

По прибытии Лале и других заключенных охранники не проявляют к ним особого интереса. Прибывшие находят себе барак, и им говорят, где и когда получать еду. Мысли Лале заняты в основном Гитой и тем, как разыскать ее. Его гоняют из лагеря в лагерь, и это выводит Лале из себя.

Несколько дней он осматривается вокруг. Видит ковыляющего по лагерю старика-коменданта и удивляется, что тот еще дышит. Он заговаривает со сговорчивыми охранниками и пытается уяснить отношения заключенных. Обнаружив, что, вероятно, он единственный здесь словацкий узник, Лале решает держаться в стороне. Поляки, русские и несколько итальянцев рассиживаются целыми днями, беседуя со своими соотечественниками, а Лале остается сам по себе.

Однажды к нему робко подходят два парня.

— Говорят, ты был татуировщиком в Освенциме.

— Кто говорит?

— Кто-то сказал, что вроде бы знал тебя там и ты татуировал заключенных.

Лале хватает парня за руку и поднимает его рукав. Номера нет. Он поворачивается ко второму парню:

— А ты? Ты там был?

— Нет, но люди говорят правду?

— Я был татуировщиком, ну и что?

— Ничего. Просто спрашиваю.

Парни уходят. Лале возвращается к своим мечтам. Он не замечает приближающихся эсэсовцев, пока те рывком не поднимают его на ноги и, подталкивая в спину, не отводят в ближайшее здание. Лале оказывается перед дряхлым комендантом, и тот кивает одному из офицеров. Офицер закатывает рукав Лале, показывая его номер.

— Ты был в Освенциме? — спрашивает комендант.

— Да, герр.

— Ты работал там татуировщиком?

— Да, герр.

— Значит, ты еврей?