Обычно властители относились к таким происшествиям значительно… мягче. Хотя бы потому, что ссориться с крупными державами не каждый себе мог позволить. Но тридцать тысяч отборных вояк только в Померании, делали его позицию весьма серьезной. Еще более серьезной ее сделали вырезанные отряды, причем отряд французских драгун, «отличившийся» насилием и последующим уничтожением населения в одном из поселений, вырезали всего в паре верст от ставки французских войск в самом сердце Пруссии.

Были дипломатически ноты и разгневанные посланники…

— Господа, — устало-равнодушно сказал Померанский стоявшим перед ним послам Пруссии и Франции, — скажу сразу: не прекратятся «инциденты» на моих землях, я прекращу держать нейтралитет. Вам ясно? Свободны!

Хамское поведение Рюгена было вынужденным: если Австрия с пониманием отнеслась к желанию Владимира беречь своих подданных… Да и откровенно говоря, проблем от них особых и не было — на территорию Померании австрийские отряды залетали всего несколько раз, спасаясь от преследований — и им было не до мародерства… А вот французы еще с прошлых времен привыкли — здесь можно «гулять» не опасаясь последствий. Да и отношение к молодому государству было откровенно пренебрежительным. Достаточно сказать, что Франция так и не прислала коронационные ордена[76]. И ладно еще — не прислала властителю Померании, хотя и это — дурной тон. Но даже короновавшись королем Швеции, нормального признания от франков Померанский так и не получил.

Резкое поведение было не только из-за возможной потери лица — именно сейчас Франция это «проглотит», поскольку связываться с достаточно сильными армиями Померании и Швеции, ведя полномасштабную войну с другими противниками… Это слишком глупо.

Дипломатия дипломатией, а основной проблемой стала холера. Огромными тиражами печатались и раздавались населению памятные листки и брошюрки с указаниями, как можно избежать болезни. Ничего сверхъестественного — мыть фрукты и овощи с мылом; употреблять вареную или жареную пищу и кипятить воду для питья; мыть руки с мылом… Мыло было не каждому по карману, так что вскоре населению стали раздавать щелочь, причем что характерно — ее пришлось разводить…

— Собрали статистику! — Ворвался к отцу взъерошенный Богуслав, — и что ты думаешь? Эти идиоты — как раз из образованных… Точнее — полузнаек.

«Идиотами» сын величал (заслуженно) тех, кто советовал употреблять для мытья концентрированную щелочь: дескать — надежней. Нужно ли говорить, что на покрытые язвами части тела холера цеплялась куда охотней?

— Ну и что с ними предлагаешь делать?

— Да, — тут Богуслав скривился, как от лимона, — идиотов сложно подвести под какую-то статью.

— А ты и не надо подводить, — хладнокровно ответил Владимир, едко улыбаясь, — велю таким носить табличку с надписью «Дурак» в течении года.

Наказание было жесточайшим: такой удар по репутации означал потерю «лица» в худшем его варианте. Теперь бизнес… или вообще какая-то работа кроме как грузчиком в порту, для «носителей» осложнялись на порядок.

Жизнь в Померании практически остановилась. Пусть купцы и фабриканты ворчали на него за серьезнейшие ограничения в передвижении и частично — в работе людей, но имперский князь стоял на своем. А чтобы ворчание предпринимателей не переходило за определенные рамки, снизил и даже убрал некоторые налоги на текущий год.

В Швецию зараза пробралась, но ничего толком и не сделала — достаточно прохладный климат в сочетании с немногочисленным, достаточно чистоплотным населением, не дал ей зацепки. Мало зацепок было и в Померании, а вот присоединенное польское Поморье не слишком радовало.

Многочисленные беженцы от гнета польских панов стали еще более многочисленными от страха перед заразой. Санитарные кордоны не справлялись и люди начали гибнуть уже массово. Герцог вынужден был отдать жестокий приказ — стрелять в беглецов. Откровенно говоря, решится было трудно: перед глазами стояли те самые беженцы, среди которых было очень много семей с детьми. Но… куда деваться? Это ведь по сути смертники, превращенные в ходячее бактериологическое оружие. Беженцы ведь пробирались окольными тропами, ночевали в сырых оврагах и пили застоявшуюся воду из луж… Так что приказ был подписан.

К концу лета стало понятно, что приказ стал спасительным. Погибших было немало — не менее десяти тысяч. Для не такой уж большой страны цифра ощутимая. Но в Пруссии и Австрии ситуация была куда как хуже и сразу по нескольким причинам.

Прежде всего — спешно коронованный эрцгерцог[77] Фердинанд не успел среагировать вовремя, да и те же венгры не преминули «поиграть» в независимость и поступившие указания о санитарных мерах выполнили не сразу. Далее — в глубине материка, в стороне от холодной Балтики, климат был куда мягче, да и плотность населения заметно выше. Ну и самое главное — войска. Пусть их развели по нескольким десяткам небольших лагерей, но им требовался провиант, командиры отрядов изображали боевые разъезды и разумеется — все поголовно искали женского внимания.

Хуже всего дела обстояли в самой Польше, а точнее — огрызка, который от нее остался. Впрочем, эта страна никого не интересовала.

Как только началось осеннее похолодание и эпидемия стала спадать, все вздохнули с облегчением. Что характерно, она практически обошла стороной те страны, правители которых успели среагировать вовремя и что интересно, все они были абсолютистскими монархиями: Померания, Франция, Россия. В итальянских городах, Венеции и Турции (а сидевшего там слабовольного султана никак нельзя было назвать настоящим монархом — марионетка, не более…) холера свирепствовала до конца октября.

Подсчитали погибших… ужаснулись. И снова начали боевые действия.

Возобновившиеся после холеры военные действия велись необыкновенно ожесточенно. Что пруссаки с французами, что австрийцы — все успели «накачать» войска пропагандой и теперь понятие «перегрызть врагу глотку» нередко воплощалось буквально. Понятно, что долго такое озверение продолжаться не может, но год-другой — запросто.