Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, понял. Но Лере может не понравится. У нее горе. Дело это личное, даже интимное, а тут я?
— За сантименты тебе денег не платят. Тебе платят деньги только за работу. — И чтобы смягчить жесткий тон беседы с подчиненным, начальник на прощание крепко пожал Василию руку.
* * *
Ален Булони прилетел в Англию на один день. Он был зол и очень устал. Рейс из Нью-Йорка задержали на пять часов. А потом еще три часа в Хитроу не выпускали из самолета. Накануне британские спецслужбы задержали банду террористов, и в аэропортах Европы и Америки началась катавасия с дополнительной проверкой пассажиров.
Не заезжая в отель, где ему забронировали правительственный люкс, американец прямо из аэропорта отправился на встречу с Фигманом. Тот принял его в своей городской квартире на Форест-Хилл. Это был фешенебельный район, где домовладельцы не сдавали апартаменты квартирантам с детьми и собаками. Яша тоже сдавал десять квартир в своем доме на тех же условиях, а сам пользовался небольшой мансардой на последнем этаже. Принял он заокеанского гостя по-домашнему, в халате. Причем пояс халата развязался, и когда олигарх пожимал гостю руку, полы распахнулись, откровенно демонстрируя интимные подробности физиологии хозяина.
— Обезьяны совсем спятили. Их надо давить, как бешеных собак. Сколько можно терпеть эту сволочь, — заявил Булони, сдергивая с себя галстук и снимая наручные часы, золотой браслет которых весил немногим меньше фунта.
— Ты о террористах? — широко улыбнулся Фирман. — А я их люблю.
— Какой же ты после этого еврей?! Есть в доме что-нибудь холодное выпить?
Яша продолжал улыбаться:
— Пошли в каминную. Бар у меня там. Прислугу отпустил, чтобы не мешала нам беседовать, и теперь сам себе прислуга.
На самом деле все обстояло иначе. Держать постоянную служанку в Лондоне экономному бизнесмену казалось накладным, поэтому он привозил своего телохранителя, и тот исполнял все обязанности, включая уборку стометровой мансарды. Американцу это знать не обязательно. Но обвинение по национальному признаку Фирман без внимания оставить не мог, и позволил себе небольшой комментарий: — Что касается моего еврейства, то здесь ты не прав. Человек, заработавший миллиард, перестает иметь национальность. Он становится гражданином мира. Террористы поднимают цену на нефть, значит, мне выгодно. А всех, кто приносит мне деньги, я люблю. Но это я только тебе открываю. В московском Еврейском фонде я клеймил эту язву нашего века, и даже, как настоящий патриот Израиля, не стеснялся в ассоциациях, когда произносил имя Насраллы. Хочешь принять ванну с дороги?
— Давай сначала поговорим, а потом — с удовольствием.
Фирман приготовил Алену сок со льдом и наконец завязал пояс своего халата:
— Деньги-то привез?
Ален залпом опустошил стакан и, поставив его на низкий столик времен Виктории, облегченно вздохнул. Сок приятно охладил внутренности:
— Я привез тебе добро своих друзей, а значит, деньги будут.
Яша совсем расплылся:
— Люблю приятные известия.
— Твое желание приобрести ТВ и газеты накануне предвыборной кампании одобрено. Но о размерах спонсорской помощи придется договариваться лично. Ты когда собираешься в Америку?
— Это зависит от моих дел в Москве. Там возникли небольшие проблемы. Думаю, за неделю улажу — и в самолет.
— А когда летишь в Москву?
— В понедельник. Сначала прокачусь на своем новом катере, а уж потом за дела.
— Я помню, ты меня приглашал на водную прогулку. Еще не накатался?
— Так и не получилось выбраться на водохранилище. Дела затрахали. Но теперь уж обязательно! Даже в кабинет не войду…
— Я предупрежу наших друзей, что ты появишься у нас в конце месяца.
Фирман плотоядно потер пухлые ручки, украшенные «волшебным» перстнем:
— Пусть готовят бабки.
— Вижу, у тебя прекрасное настроение. Есть причины?
— Да так, ерунда. — Фирман не собирался объяснять американцу, что причины для оптимизма у него имелись. Во-первых, он между делом заработал на приятеле кучу денег. Во-вторых, Амиров сообщил из Москвы, что все улики, включая свидетеля, в Минске уничтожены. В Москву пришел только контракт с его подписью. Контракта с братьями-бандитами Фирман не опасался. Его банк не обязан проверять род деятельности своих клиентов. Для банка важна только их кредитоспособность. Остальным должны заниматься специальные службы. Это их промах, а не его. Во время подписания контракта обвинения Сумановым никто не предъявлял, поэтому с него взятки гладки. Пусть проверяют. И, в-третьих, что самое главное, он встретился здесь с премьером и заручился его поддержкой на Лондонской бирже. За что получил благодарность Кремля и свои очки заработал. И последней каплей, бальзамно смазавшей сердце олигарха, стало повышение арендной платы с его жильцов. Оно прошло без скандальных протестов и принесет домовладельцу двадцать пять тысяч фунтов в год дополнительно.
Не дождавшись объяснения веселости российского олигарха, Булони спросил:
— Ты уверен, что Путин позволит тебе купить каналы? Ведь он соображает неплохо и знает о твоей симпатии к Штатам. Вспомни о Ходорковском. Как ты думаешь это делать?
Фирман рассмеялся:
— Обижаешь, Ален. Яша Фирман умный мальчик. Он напросится на прием к президенту, доложит об успехах синдиката на мировом рынке и в доверительной форме сообщит о своем желании поиграть в ТВ. Президенту ничего не останется, как пожать Яше руку. Вот и все дела. А потом будет поздно.
— Тебе виднее, — задумчиво произнес Булони. Специфики взаимоотношений среди русской политической элиты он так до конца и не понял: — А теперь я бы воспользовался твоей любезностью и смыл с себя пыль двух континентов.
Проводив гостя в ванную, Яша снял трубку и сказал несколько слов по-английски. Когда свежевымытый Булони вернулся, в квартире сидело с десяток шлюх. Девы уже успели раздеться и приготовились ублажить русского бизнесмена и его американского приятеля итальянского происхождения.
* * *
Борисевич неделю на работу не выходил. Официально он имел на это право, поскольку в качестве премии получил отгул за успешное задержание банды Сумановых. Но причина заключалась в другом. Николаю Игнатьевичу было по-человечески стыдно смотреть в глаза сослуживцам. Даже дома он не находил себе места. Деньги, которые ему всучили похитители сына, он даже сразу не посчитал. Бросил в письменный ящик стола и забыл о их существовании. Не имея привычки глушить водку для лечения нервных стрессов, каждый день, как только супруга уходила на работу, наливал себе сто граммов и, не закусывая, выпивал. Подчинившись требованиям бандитов, подполковник начал испытывать к собственной персоне нечто вроде омерзения. Но каждый день, воскрешая события, ставшие причиной этого омерзения, он понимал, что поступи он иначе, Митю он потерял бы. Жизнь сына стоила для него куда дороже чести мундира и такой роскоши, как чистая совесть. Борисевич твердо знал, что купить его за деньги бандитам бы никогда не удалось. Но они нашли слабое место и ударили по нему.