– На английском, – уточнила Илана.

– На английском, – подтвердил он беззаботно, а потом заявил, указав на неё пальцем: – Только ты начинай.

– Ладно, – не стала возражать она.

Хотя в оригинале первый куплет пел Райан Гослинг, а Эмма Стоун – уже второй. Но, если смотреть по содержанию, это действительно не имело никакого значения. И орать тут совсем не требовалось, чтобы попасть в настроение и всколыхнуть эмоции. Даже тихо пропетые слова легко проникали не только в мысли, но и в самое сердце.

Песня была короткой и совсем простенькой по смыслу, но очень милой, нежной и трогательной. Про мечты и всё-таки отчасти про любовь – но про неё же поётся почти во всех песнях. И про то, что, если «я рядом, с тобой всё будет в порядке». От неё хотелось улыбаться, тепло и ласково, и видеть взгляд другого человека. И «чтобы это длилось вечно» тоже хотелось. Очень-очень.

До самого конца проигрыша мелодия оставалась достаточно бодрой и позитивной, но потом, будто внезапно вспомнилось что-то печальное, одним взмахом убрав с лица безмятежную улыбку, замедлилась – даже прерывалась несколько раз на короткое мгновение – ушла в задумчивый минор. И голос у Иланы отчего-то дрогнул – «аre you shining just for me?»* – и к глазам неожиданно подступили слёзы.

Не желая показывать их, она опустила голову и отвернулась, но Глеб успел заметить. Или просто удивился.

– Ты чего?

– Я не знаю, – чуть слышно прошептала Илана, и получилось почему-то виновато, и, наверное, совсем жалко, потому что Глеб придвинулся, аккуратно ухватил за подбородок, повернул лицом к себе, чуть нахмурился, разглядев влажный блеск в глазах, произнёс:

– Эй, прекрати.

Но не раздражённо или сердито, а встревоженно и осторожно, а потом дотронулся до Иланиной щеки, стёр большим пальцем всё-таки выкатившуюся из глаза слезу.

Почти как тогда, на свадьбе, но в то же время совсем по-другому. По-настоящему. И она, на мгновение зажмурившись, доверчиво прильнула к его ладони. Но уже через несколько мгновений, широко распахнув глаза, посмотрела прямо в чёрные бездонные зрачки.

Ладонь – это мало, слишком мало. Илана нестерпимо желала точно также ощутить его всего: приникнуть, прижаться, обнять, изучить не только визуально, но и тактильно. Свободно касаться, не боясь, не стесняясь. И чтобы он тоже – касался, но не только лица и не только осторожно.

Говорят, как человек танцует, такой он и в постели. И если всё действительно так и есть, то…

Да! Ей хотелось наконец-то это пережить. Пусть Илана до сих пор не представляла точно, что почувствует и будет ли хорошо, но ей честно очень хотелось секса. С мужем и ни с кем другим. И не откладывая, не оттягивая больше. Прямо-прямо сейчас.

Наверное, её желание легко читалось со стороны: и по откровенно голодному взгляду, и по чуть приоткрытым губам, и по неровному дыханию. И вообще по всему. Но в данный момент подобное Илану ничуть не смущало. Она бы заявила даже вслух. Но Глеб и так всё видел и понимал, и сейчас он не стал отталкивать её и смеяться.

Он чуть сдвинул ладонь, дотронулся пальцами до уха, сдавил мочку, погладил, по-прежнему осторожно и мягко. Но даже от этого Илану пробила внутренняя дрожь, горячей волной прошлась вдоль позвоночника, собралась внизу живота, раскаляясь и усиливаясь с каждой секундой. Особенно после того, как вторая рука весомо легла на её талию, надавила требовательно, прижала к крепкому телу.

А может, она сама прижалась на мгновение раньше, положила ладони Глебу на плечи, нетерпеливо потянулась вверх, и едва не заскулила от восторга, наконец-то почувствовав его губы – такие сладкие, такие жаркие, такие притягательные. Они манили её с их первой встречи, невольно притягивали взгляд. Илане казалось, она запомнила каждую трещинку, а теперь пробовала их на вкус, и это было не просто великолепно – упоительно, пьяняще. И разве возможно насытиться, если легче умереть, чем оторваться. А если оторвёшься, то – как тогда жить?

Но Глеб тоже не собирался её отпускать, откликался с такой же жадностью, и даже с большей, становился всё требовательней, узнавал наощупь. Его ладонь, которая раньше лежала у Иланы на талии, медленно заскользила вверх по спине, задевая бугорки позвонков.

Даже через платье это ощущалось слишком отчётливо, раз за разом прогоняя по телу горячие волны плотского желания, сбивая и без того отрывистое дыхание. Потом рука добралась до шеи, остановилась у кромки волос и опять спустилась вниз, но уже не задержалась на талии, очертила ягодицу.

Пальцы чуть сжались, вызвав очередную волну вожделенного трепета и заставив ещё сильнее впиться в губы Глеба, сдавить, прикусить, втянуть в себя мягкий, но настойчивый язык. А ладонь уже сдвинулась к бедру, потом к животу, протиснулась меж тесно прижатых друг к другу тел и опять устремилась вверх. А вторая двинулась ей навстречу. Пальцы соединились, встретившись на верхней пуговке, легко выдавили её из петли, занялись следующей, потом следующей.

Справившись с застёжкой, Глеб раздвинул в сторону края платья, спустил его с Иланиных плеч, потянул вниз, высвобождая её руки, отпустил, оставив на талии, а дальше оно уже упало само, невесомо скользнув по ногам. И хотя Иланино сознание уже давно заволокло чувственным туманом, она успела подумать, что так и должно было происходить в их первую брачную ночь.

Да и ладно. Пусть с опозданием, но это же всё-таки происходило. Происходило. Сейчас. И всё нерастраченное, скопившееся за прошедшее время напряжение просто сводило Илану с ума, делало бесстыдно смелой.

Она ухватилась за подол футболки, скомкала в кулаках, нетерпеливо потянула вверх, а дальше Глеб уже сам, отстранившись на несколько секунд, избавился от мешающей одежды, не глядя, отшвырнул прочь, потом опять приник к Иланиным губам, сомкнул руки у неё за спиной, чтобы расправиться с очередной застёжкой.

Илана не удержала томного сладостного стона, когда его ладони накрыли её обнажённую грудь, а Глеб, только сильнее вдохновлённый этим, продолжал наощупь изучать её тело, уже не осторожно, а настырно, алчно и неистово.

Внутри вибрировало и жгло, скопившееся внизу живота похотливое вожделение невыносимо томило, жаждало разрядки, самой откровенной ласки. Сейчас та была просто жизненно необходима. И пусть даже окажется больно…

Да ей уже больно, по-настоящему физически больно от неудовлетворённого возбуждения. И голова шла кругом, и сил уже больше не хватало стоять на ногах, поэтому Илана прижималась к мужу всё теснее, цеплялась за его плечи, понимала, что ещё немного и не выдержит, произнесёт вслух «Ну давай же!»

Хорошо, что