- Задача была вывести Сергея на эмоции, и им это удалось. Они его чётко просчитали. Следующий шаг – его проигрыш в суде и подписи под нужными им документами, в результате чего мы лишились бы огромного очень лакомого участка земли. На кону огромные деньги, это ведь не только стоимость самого участка, но и прибыль в перспективе.

- Но Сергей – не дурак, он наверняка смотрит, что подписывает...

Телефон снова вибрирует, но Мирослав Данилович так и не берёт трубку.

- А они купили его секретаршу. Я вообще не понимаю, зачем он держал возле себя эту безмозглую курицу. Предполагаю, расчёт был подсунуть ему на подпись среди прочих бумаг то, что им надо. Когда человек в стрессовом состоянии, то на раз может черкнуть закорючку не вникая. Он слишком доверял этой девице.

- Но не подписал? Ничего страшного не случилось?

- Не успел, я забрал у него право подписи за меня. Они не могли предвидеть, ни что ты раскусишь этого актёра до суда, ни что я – ещё крепкий орешек, – довольно усмехается. – Так что мы с тобой отлично сыграли против них.

Джип всё так же стоит за воротами. Свёкор наконец отвечает на звонок, но понять, кто это и по какому вопросу – невозможно.

- Мама, я покакала, – кричит из туалета Надюша, и я выхожу из кухни, так и не добившись никакого результата. Разве что появилось примерное представление о происходящем.

Пора мыть и укладывать дочь спать.

Делаю всё на автомате. Никакой радости от наступающего Нового года не испытываю.

Свёкор непробиваем. Я не знала его в жизни до инсульта, но догадываюсь, что это был сильный и властный мужчина, который привык командовать и требовал от окружающих безоговорочного подчинения. Именно так он сейчас себя ведёт, возвращая себе былую власть и влияние.

Малышка засыпает, и я иду в гостиную накрывать на стол. Мирослав Данилович в своей комнате разговаривает с кем-то на повышенных тонах, а потом замолкает.

Джип всё так же стоит возле проходной. До наступления Нового года остаются три часа…

В дверь звонят.

Вздрагиваю. Сердце замирает в надежде. Торопливо мою руки и спешу в прихожую. Слышу звук открывающейся двери и молюсь, чтобы это оказался Сергей.

- Я запретил тебе приходить в мой дом! – голос Мирослава Даниловича звучит строго и безапелляционно, а моё сердце ускоряется. – Запретил приближаться к ней!

- Я принёс подарки под ёлку, – отвечает Сергей. – Месяц прошёл, срок запрета истёк, я ничего не нарушаю.

Муж всё ещё за дверью, отец не впускает его в квартиру.

- Но в любой момент можешь нарушить! Оставляй коробки и уходи.

- Батя, она – моя жена. Дай мне хотя бы пять минут поговорить с ней!

- Ты потерял право называться её мужем, когда устроил погром в больнице и чуть не покалечил её! Я предупреждал тебя, что если посмеешь обидеть Полину, будешь иметь дело со мной! Я никогда слов на ветер не бросаю.

Голос железный. Даже немного страшно… Вдруг так и не впустит?

- Пожалуйста! Всего пять минут. В твоём присутствии. Хочешь, пса своего сюда позови. Или наручники на меня надень. Да ну сколько можно уже? Вот, – протягивает отцу какую-то папку.

- Это ещё что? – недоверчиво спрашивает свёкор и кривится.

- Заключение психиатрической экспертизы и прочие медицинские бумаги. Я выполнил все твои условия!

- Папа, впустите его, пожалуйста, – вмешиваюсь в их перебранку. – Пусть скажет, что хочет. Он же не успокоится, пока я его не выслушаю.

Свёкор одаривает меня неодобрительным взглядом.

- Уверена, что готова с ним разговаривать?

Киваю. Ещё бы… Я столько всего должна ему сказать и объяснить!

- Как знаешь, дочка…

Сергей переступает порог, ставит на пол яркие коробки, делает несколько быстрых шагов вперёд и неожиданно опускается на колени.

- Поля, прости меня, – шепчет. – Я не могу без тебя… Без вас с Надюшей… Я люблю тебя. Пожалуйста, давай попробуем всё исправить. Я… хожу к мозгоправу, пью таблетки. Я держу себя в руках, клянусь.

Замираю, не в силах вымолвить ни слова. Да и что сказать мужчине, который стоит передо мной на коленях? Шокированная, смотрю на него, а он всё говорит и говорит.

Это точно мне не снится?

Не сразу вникаю в смысл его слов. Сергей сказал, что любит меня? Боже…

Муж делает движение вперёд, обнимает мои ноги, утыкается лицом в живот и замирает…

Малыш, словно почувствовав отца, начинает шевелиться.

- Поля… Он… там есть? – поднимает на меня потрясённое лицо и обхватывает живот руками. – Его… спасли? – киваю. – Я не знал… Почему мне ничего не сказали? Я же… чуть не сдох…

По его щекам текут слёзы. И сердце опять разрывается… Я не хочу причинять ему боль! Неужели он мало настрадался в прошлом?

Почему нам приходится проживать это теперь?

Почему ни отец, ни Павел, которые всё знали, не посчитали нужным облегчить его муки?

- Серёжа, встань, пожалуйста, встань… – бормочу и тяну его вверх, чтобы поднялся.

Это слишком страшно – видеть мужа на коленях, совершенно противоестественно.

Наконец он поднимается и увлекает меня за собой в комнату. Нам нужно поговорить наедине. Нужно обязательно успеть обменяться прощением ещё в этом году, чтобы начать новый с чистого листа и больше не повторять ошибок, которые оба совершили.

- Прости меня, пожалуйста. Я клянусь, я не пила те таблетки. Ты можешь у Павла спросить, он знает, – шепчу на ухо, умащиваясь у мужа на коленях и прижимаясь к нему как можно крепче.

Мне так сильно не хватало его всё это долгое время!

- Почему ты мне сразу не сказала? Я как их увидел, как прочитал вашу переписку, чуть с ума не сошёл… Вернее, сошёл…

- Мне было очень страшно… И стыдно. Я виновата, что поверила ему, повелась… Он так всё правдоподобно говорил, что невозможно было не поверить! Прости меня, пожалуйста. Я не хотела тебя предавать! Я не собиралась убивать нашего ребёнка!

Реву, громко всхлипывая. Если бы слезами можно было смыть из памяти воспоминания об ужасной ошибке…

- Малыш, ты – умница… Я и сам не знаю, как поступил бы на твоём месте. Как представлю, что ты пережила, что ты чувствовала… Прости меня… Я люблю тебя, очень