Клемми облизала неожиданно пересохшие губы. Эта короткая речь взволновала и смутила ее, чего она, однако, не хотела признавать.

– Полагаю, сами вы больше не ходите туда?

Кларион покачала головой.

– И, будь на то моя воля, я вообще уничтожила бы всю эту систему.

– Думаю, у слифов на этот счет есть свое особое мнение.

Кларион небрежно махнула рукой, и подвижная половина ее лица сморщилась в скептической гримасе.

– Это просто программы со своей позицией и отношениями. Но без души. И все из-за того, что некоторые воинственные политики решили, что слифы должны иметь свои права; но в то же время они – очень удобно для них – смотрели сквозь пальцы на то, что вознесение делает с такими людьми, как я. – Она с отвращением отвела взгляд в сторону, но потом ее лицо вдруг смягчилось. – Но я не ссорюсь со слифами. Они с радостью унаследуют королевство у нас. Некоторые из них в любом случае стремятся к этому. А остальные просто желают сохранить статус-кво.

Клемми нервно барабанила пальцами по столу, стараясь припомнить последние разговоры с отцом и обрывки случайной информации из новостей.

– Так вы одна из тех отравляющих другим удовольствие неолуддитов[18], которые пытаются лишить всех СПЕЙСа, так? – В памяти всплыло подходящее название, и она щелкнула пальцами. – Ну да, «Дети Эллюля»! Я знала, что это какая-то глупость. – Продолжая смотреть Кларион в глаза, она склонила голову в сторону Бакстера. – Помнишь большой аппаратный сбой в канун прошлого Нового года? Двести тысяч человек выперли из СПЕЙСа, потому что кто-то заложил в зал оптических серверов сто футов семтекса[19]. – Она обличающим жестом ткнула в сторону Кларион. – Улика «А».

Кларион склонила голову в знак признания.

– Сама я предпочитаю считать нас борцами за свободу, идущими по стопам великого французского философа Жака Эллюля.

На лице Бакстера появилось скептическое выражение.

– Так вы борцы за свободу, которые сражаются против всего мира свободы и новых возможностей?

– Эллюль сражается за свободу всех наших чувств.

– Если вы настолько против всего этого, тогда зачем же продаете свое время?

Кларион потребовался дополнительный миг, чтобы вновь сфокусировать взгляд на Клемми, и она пожала плечами – точнее, одним здоровым плечом.

– Если вы не можете победить их… Кроме того, вы действительно думаете, что мир нуждается в таких калеках, как я? – Ее взгляд снова упал на риг Клемми. – Я лучше попытаюсь отговорить вас продлевать время в СПЕЙСе. А если мне это не удастся, то я с удовольствием возьму ваши деньги, которые пойдут на наше дело.

Клемми сняла с плеча рюкзак и вынула оттуда риг Тео.

– Это не для меня. Для моего друга.

Она поместила риг в центр стола.

Кларион задумчиво провела по нему накрашенным ногтем, описав круг возле паутинки трещин.

– Вы, должно быть, по-настоящему ненавидите его.

– Это не я здесь полна ненависти, – огрызнулась Клемми.

Всегда существовали группы – куда в основном входили обеспокоенные родители, – которые пытались запретить использование СПЕЙСа, и она с глубоким презрением относилась к их неуклюжим усилиям отобрать у нее свободу, как это уже много раз случалось в этой стране в недавнем прошлом. Но сейчас она лицом к лицу столкнулась с воинствующим приспешником такого узкого мышления и злилась на себя. В данный момент Клемми хотелось только одного – заключить сделку и побыстрее уйти отсюда.

– Один час, говорите? – Клемми кивнула, вызвав этим у Кларион вздох сожаления. – Это будет стоить две сотни фунтов.

Клемми протянула руку и придвинула к ней риг Тео так, чтобы та могла до него дотянуться.

– Вы что, морочите мне голову? Две сотни? Он не сказал вам, что я плачу в крипто?

– Сказал. И это натолкнуло меня на мысль, что вы человек, которому есть что скрывать. Так что две сотни – и вы получите час моей жизни.

– Вашей виртуальной жизни. Той, которой вы не пользуетесь.

Половина губы Кларион искривилась. Из-за паралича лицевых мышц было трудно сказать, выражала она восхищение или презрение.

– Цена ведь может и подняться…

– Сто двадцать.

– Вы не в том положении, чтоб торговаться.

– А почему бы и нет? Рекс знает уйму народу, который хотел бы такое продать.

Рекс уже открыл рот, чтобы опровергнуть это заявление, но Бакстер успокоил его, резко ткнув локтем по ребрам.

А Клемми поспешила воспользоваться этим преимуществом, пока Рекс все не испортил:

– Сто двадцать, и давайте смотреть правде в глаза: вы и сами понимаете, что на самом деле мне нужно больше и я приду к вам еще.

Кларион бросила сердитый взгляд на Рекса и, казалось, задумалась над этим предложением.

– Сто пятьдесят.

– Сто тридцать, – не задумываясь ответила Клемми, удивляясь самой себе: сколько еще она может испытывать свою удачу? – Потому что я здесь не одна такая, кому есть что скрывать.

Угроза полицейской облавой была, пожалуй, не самой удачной из ее идей.

Кларион задержала на ней долгий тяжелый взгляд, потом коротко кивнула и подала знак сидящему рядом человеку в черных очках. Ее помощник надел еще одни тонкие ДР-очки и, встав, наклонился над столом. Клемми тоже нацепила свой риг и, склонившись вперед, вызвала на визоре интерфейс управления счетом криптовалюты. Она старалась неотрывно смотреть прямо в темные стекла очков перед собой, пока сканировалась ее сетчатка и деньги, образно говоря, текли по блокчейну. Теперь ей стало понятно, насколько полезными были здесь эти темные очки: они идеальны для получения платежа и затрудняют возможность хакнуть скан твоего глаза.

Клемми подняла свой визор и передала риг Тео Кларион. Когда человек в черных очках кивнул, подтверждая трансакцию, Кларион подержала риг над сенсором на подлокотнике своего кресла и толкнула его обратно. Он едва не упал со стола, но Клемми успела его подхватить.

– И это все?

Она проверила визор рига на предмет какого-то сообщения или другого знака, что время действительно было переведено.

– Это все, – подтвердила Кларион со своей полуулыбкой. – Я надеюсь, ему понравится.

Клемми сунула риг обратно в свой рюкзак.

– А как я узнаю, что вы действительно продали мне свое время?

– Об этом узнает ваш мужчина.

– Но как об этом узнаю я?