Окончательно эта тема была исчерпана лишь спустя час. Байрон хотел знать все до каждой мелочи. К тому времени, когда он закончил свои расспросы, голова у Даниэллы тоже начала побаливать.

— Осталось только одно-единственное утешение, — проговорил Байрон. Эти слова были сказаны намного позже их разговора, уже ближе к вечеру. — Когда мы поженимся, мы сможем попробовать начать все сначала. И я лично буду следить за тем, чтобы ты была под наблюдением самых лучших врачей.

Даниэлла вдруг не выдержала и расплакалась. Байрон с удивлением посмотрел на нее.

— Я что-то не то сказал? Ты не хочешь быть моей женой, Элли? Или я опять решаю все за тебя? Да, я знаю, что должен был спросить у тебя, но мне показалось, что с тех пор, как мы выяснили, что любим друг друга, решение уже принято.

Она спрятала от него свое лицо.

— Дело не в том, что я не хочу, — я просто не могу! — Боль была такая сильная, что ее невозможно было вынести.

— Не можешь, Элли? — Он коснулся пальцами ее подбородка и заставил посмотреть на себя. — Не можешь?

Даниэлла закрыла глаза и покачала головой.

Байрон нежно промокнул на ее лице слезы своим носовым платком.

— Почему?

— Потому что… потому что… — Она с трудом сглотнула. Все ее тело напряглось, в горле пересохло. — Потому что, Байрон, я никогда не буду настоящей женой. Я никогда не смогу стать матерью. Что-то случилось со мной после того, как я потеряла Люси, и теперь я не могу больше иметь детей. Никогда.

Даниэлла внимательно наблюдала за лицом Байрона, ожидая прочитать на нем смятение, ужас и отказ от нее. Но ничего подобного она там не увидела. Напротив, его лицо выражало только сочувствие и теплоту, все мысли Байрона были только о ней.

— О, моя дорогая, любимая Элли, неужели ты действительно думаешь, что для меня это может иметь какое-то значение? Неужели ты думаешь, что это может повлиять на мои чувства к тебе? — Он мягко притянул к себе Даниэллу. — Теперь я больше не беспокоюсь, потому что у меня есть ты. И я люблю тебя, Элли, люблю всем своим сердцем. Я всегда тебя любил. Все годы, что мы жили порознь, моя жизнь была пустой и ненужной. А теперь никто на свете не отнимет тебя у меня снова и ничто нас больше с тобой не разлучит.

— Но ты хотел иметь детей. Ты хотел, чтобы у тебя была большая семья. — Она посмотрела на него мокрыми от слез глазами. — Ты всегда это говорил. И Саманте тоже сказал об этом своем желании. А ведь она как раз была готова родить тебе столько ребятишек, сколько ты хочешь. Ах, Байрон, тебе лучше жениться на ней!

Байрон обнял Даниэллу и принялся се успокаивать.

— Единственная причина, по которой я попросил Сэм выйти за меня замуж, состояла в том, что я думал, что потерял тебя навсегда, — тихо проговорил он. — Я не буду отрицать, что она мне очень нравится и она действительно замечательный человек и собеседник, но вряд ли я ей говорил о детях. Это само собой подразумевалось, правда. Мы должны жить для наших потомков, а не просто сгорать, как восковые свечи, ничего после себя не оставляя. Но если ты на самом деле считаешь, что отсутствие у тебя детей может настроить меня против нашего брака, тогда ты очень плохо меня знаешь.

— Для тебя это ничего не значит? — Перед Даниэллой забрезжила слабая надежда.

— Черт возьми, конечно, не значит! Я люблю тебя, глупенькая, тебя! И я хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь.

— Думаю, мы могли бы усыновить или удочерить ребенка.

— Может быть. Мы еще об этом поговорим, — ответил ей Байрон. — Знаешь, что мы должны сделать сейчас? Мне кажется, мы должны пойти спать. И спать — вместе. Думаю, время для этого уже пришло. Ты как считаешь?

Даниэлла улыбнулась и кивнула. Последнее сомнение было разрешено. Она почувствовала себя по-настоящему свободной. Не было ни тревоги, ни страха; с ее души как будто свалился камень. Байрон любил ее такой, какой она была, и это — счастье!

Ей следовало бы знать, что он не такой ограниченный человек, чтобы позволить ее недостатку — бесплодию — как-то повлиять на его чувства к ней. Даниэлла заговорила об усыновлении, несмотря на все его заверения, потому что понимала: где-то в глубине души он все равно хочет иметь детей.

Ночь любви была сказочной. Даниэлла вряд ли могла представить себе что-либо подобное, и теперь эта чудесная ночь с Байроном останется у нее в душе навсегда. На следующее утро после этой восхитительной ночи позвонила ее мать.

— Ты откуда звонишь? — спросила Даниэлла, представляя себе мать в каком-нибудь экзотическом порту.

— Из дома. В круизе я страдала самыми ужасными приступами морской болезни и вряд ли смогла бы выдержать еще хоть немного. Я только что обнаружила, что ты так и не поехала ни в какую Америку.

— Нет, я не смогла, так как Байрон…

— Да, я в курсе, — перебила ее мать. — Род звонил в офис, и ему рассказали о несчастном случае. Он в порядке?

— Он поправляется, — ответила Даниэлла. — После завтрака я приеду к тебе. Знаешь, на самом деле у меня есть очень хорошая новость. О нет, тебе придется подождать. — Даниэлла повернулась к Байрону. — Молодожены уже дома. Маму замучила морская болезнь.

— Бедная Эвелин, — проговорил Байрон, сочувственно глядя на Даниэллу. — Что ты не смогла сделать из-за меня?

Даниэлла решила довериться ему полностью и заодно поддразнить его.

— Поехать в Америку.

— Что?!

Даниэлла звонко рассмеялась.

— Мне была невыносима мысль быть приглашенной на твою свадьбу, поэтому я решила на год скрыться. У меня уже все было собрано, когда я наткнулась в газете на заметку о несчастном случае с тобой. Еще бы несколько часов, и меня уже не было бы в Англии.

Байрон вздрогнул и крепко обнял Даниэллу.

— Спасибо тебе, Господи, что смилостивился над нами.

Прежде чем позволить ей уйти, он долго и горячо целовал Даниэллу, а потом спросил:

— Когда предположительно мы поедем к твоей маме?

— Сразу после завтрака.

— И что бы ты хотела съесть на завтрак, моя обожаемая Элли?

Но ответить она не смогла, так как Байрон снова закрыл ей рот поцелуем. Когда они наконец вышли из дома, уже подошло время ленча.

Эвелин очень удивилась, увидев Байрона вместе с Даниэллой, но не сделала ни одного, такого привычного для нее в прошлом, язвительного замечания. Вместо этого она спросила, как он себя чувствует. Род тоже был сильно обеспокоен его самочувствием после несчастного случая.

— Как жаль, что вам пришлось сократить свой медовый месяц, — с сожалением проговорила Даниэлла. — Какая ты невезучая, мама! Это, должно быть, было ужасно.

— Не напоминай ей об этом. — Род подмигнул Даниэлле. — У меня было то же самое, когда мы возвращались домой. Что хочешь выпить, Даниэлла? Вина? Байрон, тебе виски?