которые и не проверишь никак.

Я сажусь обратно, но он не спешит возвращаться к своему стулу. Мы всё ещё совсем рядом, и от этого я словно на себе улавливаю его вернувшееся напряжение.

— Вряд ли я бы жёстко за них отхватил, — задумчиво говорит Илья. — Но, скорее всего, ты и вправду облегчила мою участь. Хотя сама рисковала. Виктор видит ложь, — последнее он говорит уже жёстче, цепко держа мой взгляд.

Так и чувствую этот посыл, что мне надо в первую очередь о себе думать и выбираться отсюда, а в его дела обещала не лезть. И, конечно, его реакция обоснована, да и к тому же, Илья меня, можно сказать, благодарил за мой поступок; но всё равно не по себе. Ощущение, что мной скорее недовольны, снова возвращается.

А ведь это как раз тот случай, когда мне важно одобрение. Потому что ни черта уже не понимаю в происходящем.

— Это была почти правда, — напоминаю я, ведь сегодня днём, у себя на кухне, уже выдала наш с братом план. — Я же тебе говорила, что Антон действительно не просто так выматывал тебя накануне своего дня рождения, это было частью плана, чтобы ты спать лёг.

Неужели Илья тогда, на моей кухне, не особо и слушал меня? Хмурится так, будто с трудом сдерживает недовольство.

— Эти ваши планы… — цедит он. — Выбешивают.

Я виновато усмехаюсь, но не развиваю тему. Всё равно не знаю, что тут ответить. Да и куда больше беспокоят некие тайны Ильи, его напряжённое состояние и то, зачем вообще детектив нас одних оставил…

И тут я чуть не подпрыгиваю на стуле, осенённая внезапной догадкой.

— А вдруг здесь всё записывается на камеру, и потому Виктор оставил нас? Чтобы узнать правду, когда мы будем в непринуждённой обстановке? — бездумно выпаливаю Илье своё предположение и тут же затыкаю себе рот ладонью, испуганно оглянувшись по сторонам.

Вот какого чёрта я сначала говорю, потом думаю! Надо было в телефоне ему написать и попросить, чтобы ответил там же. Хреновая из меня шпионка. И даже тот факт, что я впервые в такой ситуации, не оправдывает нисколько. Только и делаю, что косячу.

Но Илья реагирует спокойно.

— Я тоже об этом думал, но осмотрел дом. На кухне точно ничего нет. Так что даже если где есть, то ты удачно про свою маленькую ложь именно здесь выдала. Больше нигде не надо. Но и не веди себя фальшиво. Всё равно тут вряд ли что-то есть, не в его принципах вот так за людьми следить.

Он говорит так уверенно, что и у меня сомнения исчезают. В конце концов, у Ильи, в отличие от меня, опыта в этой сфере хватает. И допускай он вероятность, что упустил камеры и они тут есть, вряд ли позволил бы мне много чего болтать. Нашёл бы способ заткнуть…

От машинального воспоминания, как уже «перебивал» меня Илья — сегодня, например, ноги сами собой слабеют, а кровь к лицу приливает. Хорошо, что хоть сижу, не так заметно, насколько меня ведёт.

— Тогда в чём его план? — поспешно пытаюсь вернуться к насущной проблеме, пока ещё способна мыслить в её направлении.

Знаю, конечно, что Илья в курсе не больше моего. Но вполне может догадываться…

Хотя, похоже, догадывается он в первую очередь о другом — о том, в каком направлении мои мысли недавно блуждали. Потому что медлит с ответом, вместо этого подаётся вперёд, своим телом вжимая меня в столешницу, из-за чего та ощутимо упирается мне в поясницу. Словно почувствовав это, Илья чуть ли не рывком сажает меня на стол, а я всё ещё прийти в себя не успеваю. Тем более, когда натыкаюсь на его взгляд — пристальный, изучающий и в то же время требовательный.

— Без понятия, но наплевать. Давай пока наслаждаться настоящим. Мы здесь вдвоём, и весь дом наш, — всё-таки отвечает мне Илья, хотя ему явно не до разговоров. Да и я уже не ждала, что скажет что-то.

Его голос чувственно хриплый, и от этого такое ощущение, что вибрациями мне по телу отдаётся, вызывая мелкую дрожь.

— Твоя квартира тоже впечатляет, — беспомощно цепляюсь за его последние слова, чтобы хоть как-то оттянуть опасно желанный момент.

Но Илья лишь собственным корпусом мои ослабевшие ноги раздвинуть умудряется, а потом подаётся вперёд, опираясь ладонями по обе стороны от меня. Ну не собирается же вот так, на столе…

Мне стоит либо успокоиться и расслабиться ненадолго, потому что это привычные и приятные нам обоим обжимания, вряд ли за ними что-то последует… Либо, наконец, вернуть его к теме наших пока что неопределённых отношений.

Но куда там выбирать, что делать, когда Илья дразняще медленно и с явным удовольствием проводит кончиком носа по моей шее. Инстинктивно поворачиваю голову, предоставляя больше доступа…

— Она не моя, он мне её снимает, — неожиданно слышу негромкое мне в ухо.

Мозг моментально хватается за соломинку, которую ему протянули, чтобы окончательно не потонул. Квартира… Снимает…

Почему Илья сообщает мне это? Хочет, чтобы я не считала его богаче, чем он есть? Но мне вообще на это наплевать, и это я вдруг понимаю настолько ясно, что не по себе слегка становится.

Но тут же это ощущение успешно прогоняется действиями Ильи. Не сдерживаю судорожный выдох, когда горячий язык проходится по моей шее.

— Значит, ценит твои услуги, — только и выдавливаю я, всё ещё не определившись, хочу ли я прекратить происходящее или всё-таки позволить нам послабления.

— Ага, — неопределённо соглашается он, и у меня в какой-то момент появляется ощущение, что дело там в чём-то другом, причём Илья точно знает, в чём именно.

Пытаюсь зацепиться за эту мысль, углубиться, развить, но это не так уж просто. Она и без того ускользает, а уж когда меня целуют за ухом и гладят по шее вниз, задевая грудь… Тут уж точно всё забывается.

Облизнув пересохшие губы, с трудом не закрываю глаза, почти обмякая в его руках. Надо что-то сделать, потому что Илья, похоже, не собирается останавливаться. Мы тут совсем одни, даже на улице за ближайшие километры никого… А он подаётся ещё ближе, вжимаясь в меня бёдрами, требовательно притягивая к себе. И ведь чувствует, что я не так уж и не хочу дальнейшего.

Сама знаю, что скорее хочу, ведь, сбивчиво дыша, внимаю прикосновениям губам по коже, языку, выводящему узоры, дыханию,