Следуя дедовым указаниям, я сделала разрез и закрепила половинки булавками. У кузнечика нет легких, а только дыхальца — ряд крошечных отверстий вдоль брюшка. Они работают как воздушные мешки, подавая воздух прямо в тело насекомого. Кровеносная система насекомых — незамкнутая, кровь не течет по кровеносным сосудам, а заполняет полость тела. (А у человека, например, — замкнутая кровеносная система.) Я сделала несколько набросков и тщательно все записала.

Закончив, я накрыла лоток марлей и понесла показывать Тревису. Я отыскала его в хлеву. Он палкой почесывал Петунью за ушами.

— Вот, смотри! — я откинула марлю и показала ему ярко-желтые кусочки на черном воске. — Это кузнечик, сегодня препарировали.

— Угу.

— Нет, ты посмотри! Дедушка сказал, это тебе поможет.

— Угу.

Можно было предвидеть, что препарированный кузнечик может сбить с толку, особенно начинающего, но ведь мальчику необходимо обрести хоть немного мужества. И кто ему поможет, если не я?

— Оставь свинью в покое и посмотри сюда.

Тревис неохотно глянул и быстро отвел глаза. Не нравится он мне что-то.

— Можешь потрогать, — ободрила я и дотронулась до крепких задних ног кузнечика. — Он не кусается.

Тревис втянул носом воздух и побледнел.

— Посмотри, как эта пара ног приспособлена для прыжка. Взгляни на эти громадные глаза — вот почему кузнечиков так трудно ловить. Возьми лоток.

— Спасибо, мне и отсюда видно.

— Возьми. Лоток.

Я сунула лоток ему в руки. Он взял, но отвел глаза. Руки у него дрожали.

— Ты хочешь быть ветеринаром или нет?

Тревис сглотнул.

— Хочу. Хотя… нет, конечно, хочу!

— Тогда стой и смотри. Я не шучу.

— Кэлли, я не могу.

— Сможешь, потому что я с тобой. Попробуешь?

Никакого ответа.

— Тревис, я задала вопрос.

— Я постараюсь.

— Смотри, это нижние и верхние челюсти, они служат для перетирания пищи.

— У-гу-гу.

— Это усики, а это церебральные ганглии — что-то вроде примитивного мозга.

— Ага.

— И обрати внимание на жилки на крыле. Каждый вид кузнечиков имеет свое уникальное расположение жилок. Ты об этом знал?

— Неа…

Он отвел глаза. Каждую минуту ему приходилось напоминать, что надо смотреть на лоток. Руки уже дрожали меньше, но румянец так и не вернулся. Мы, должно быть, простояли так минут пять, пока я не сжалилась.

— На сегодня хватит.

— Спасибо!

Он вернул мне лоток и поспешил к сараю. Точно, сейчас обнимет Банни, зароется лицом в мягкий белый мех. Тревис всегда так делает, чтобы успокоиться.

Я сказала Петунье:

— Не уверена, что у него получится. Если уж с кузнечиком возникли трудности…

Свинка дружелюбно хрюкнула, но я не поняла, согласна она со мной или нет.

Но на этом проблемы Тревиса не кончились. На обратном пути из школы обнаружилась еще одна. Я спросила:

— Койпес убежал, или ты его все еще кормишь?

— Это ты о Грязнуле?

Ну и ну.

— Тревис, мы же договорились: кличек не давать.

— Я подумал, что вреда не будет. Имя нужно каждому. Пойдем со мной, сама увидишь, какой он стал. С каждым днем выглядит все лучше и лучше.

Брат привел меня на берег и тихонько позвал:

— Грязнуля, хорошая собачка, иди сюда.

Из кустов вышел не тот скелет, которого я помнила, а почти настоящая собака. Глаза блестят, нос мокрый, на морде выражение счастья. По-прежнему хромает, но меньше, чем раньше. Надо признать, он выглядит как самый обыкновенный пес, Canis familiaris — среднего размера, коричнево-бурого окраса. Подбежал к Тревису, виляя хвостом и скромно прижав уши. Увидел меня и притормозил. Я посмотрела на него повнимательней. Вблизи он был больше похож на койота, чем на собаку, морда узкая, хвост длинный и пушистый. Он закончил есть, облизал губы и выжидающе уставился на нас.

— На сегодня все, малыш. Завтра принесу еще.

— Посмотри, Кэлли, — Тревис обернулся ко мне, потом скомандовал: Грязнуля, сидеть.

Грязнуля сел.

Я только рот раскрыла. А Тревис продолжал. Он погладил Грязнулю, и пес в ответ лизнул его руку.

— Не смей его трогать! Может, он заразный.

— Да ладно, — беспечно возразил братец. — Если он заразный, я уже давным-давно заразился. Он позволяет мне себя гладить и вытаскивать клещей. И он любит, когда я его вычесываю.

Опоздала я со своей заботой.

— Хочешь его погладить? Он не тронет.

Тревис сиял от счастья. Я не могла устоять, да и кто бы мог? Протянула руку, Грязнуля осторожно ее обнюхал и легонько лизнул. Я выкинула из головы мысль о возможных микробах и погладила собаку.

— Видала? — радовался Тревис. — Он совсем ручной.

Я решила все-таки обратиться к голосу разума, как бы больно это ни было.

— Мама сказала, что у нас и так слишком много собак, папу вообще интересуют только чистокровные гончие. А Носик, Сойка и Бандитка уже подмочили твою репутацию. Больше никаких диких животных в доме.

— Но он же не дикий! Только наполовину.

— Знаю я! Хочешь его кормить — пожалуйста, но домой — ни за что. Родители и через миллион лет не согласятся.

В ответ — только глубокий, из самой глубины души вздох.

— Оставь его здесь. У него есть нора, ты будешь его подкармливать. Можешь навещать его хоть каждый день. Грязнуля будет твоей тайной собакой.

Тревис почесал пса за ушами и сказал:

— Ладно, давай так.

— Кормить его придется вдоволь, чтобы он не полез за курами. Только этого нам не хватало. Пошли домой, мне еще музыкой заниматься.

Тревис не хотел прощаться. Он обнял пса, а потом еще долго ему махал. Я очень волновалась за брата. И за его койпеса.

Школа, изучение Природы с дедушкой, вязание варежек и игра на пианино занимали почти все время, но я ухитрялась выкраивать минутку и на доктора Прицкера. Иногда он давал мне пять, а то и десять центов за помощь.