«Мыло он, что ли, жует?» – с досадой подумал Теппик.

Царь окинул рассеянным взглядом полутемные конюшни, где некогда насчитывалось не меньше сотни верблюдов. Сейчас он готов был отдать весь мир за одного коня и средних размеров континент за пони. Но вокруг валялись только обломки нескольких боевых колесниц – остатки былого могущества, – да застыл в своем углу пожилой слон, чье присутствие было необъяснимым. Плюс еще этот верблюд. Сразу было видно, что от этой твари многого ожидать не приходится. На коленях у животного виднелись большие проплешины.

– Такие вот дела, – повернулся Теппик к Птраси. – Переправляться через реку ночью я не рискну. Зато могу попробовать переправить тебя через границу.

– А это что – седло? – спросила девушка. – Ужасно забавное.

– Это потому, что находится оно на ужасно странной твари, – ответил Теппик. – Как нам туда забраться?

– Я как-то видела погонщиков за делом, – откликнулась Птраси. – По-моему, надо просто лупануть верблюда большой палкой.

Верблюд преклонил колени и презрительно взглянул на молодую даму.

Теппик пожал плечами, распахнул внешние ворота и столкнулся лицом к лицу с пятью стражниками.

Он сделал шаг назад. Стражи сделали шаг вперед. Трое из них были вооружены тяжелыми джельскими луками, пущенная из такого лука стрела может пронзить дверь или, скажем, превратить гиппопотама в три тонны шустрого люля-кебаба. Стражникам еще никогда не приводилось вести огонь по своим собратьям, но было похоже, что они не прочь попробовать.

– Поди и оповести верховного жреца, – приказал начальник стражи, хлопнув одного из своих подчиненных по плечу.

Потом сверкнул глазами на Теппика.

– Брось оружие!

– Что – все?

– Ты плохо слышишь?

– Боюсь, это займет слишком много времени, – осторожно ответил Теппик.

– И держи руки так, чтобы я мог их видеть, – добавил начальник.

– Так, пожалуй, мы ни до чего не договоримся, – рискнул Теппик.

Он переводил взгляд с одного стража на другого. Теппик знал много методов самообороны без оружия, но ни один из них не предполагал, что противник при первом же твоем движении может выпустить стрелу прямо тебе в глотку. Правда, можно увернуться, используя в качестве прикрытия верблюжье стойло…

Но тогда он подставит под удар Птраси. К тому же ему не улыбалось сражаться с собственной стражей. Такое поведение недостойно царя.

Стражники расступились, и Диос явился, безмолвный и неотвратимый, как лунное затмение. Он высоко держал зажженный факел, отблески которого дико плясали на его лысине.

– Ага, – произнес жрец. – Итак, злодеи схвачены. Прекрасно. – Он кивнул начальнику: – Бросьте их крокодилам.

– Диос? – опешил Теппик, видя, как два стражника, опустив луки, решительно устремились в их с Птраси сторону.

– Ты что-то сказал?

– Не дури, приятель. Ты ведь знаешь, кто я такой.

Верховный жрец поднял факел.

– Образно говоря, ты пользуешься мной, мальчик, – покачал головой он.

– Это не смешно, – рявкнул Теппик. – Приказываю тебе сказать им, кто я есть.

– Как тебе будет угодно. Этот негодяй, – сообщил Диос голосом разящим, словно тепловой луч, – убил царя.

– Проклятье, но я и есть царь! – вскричал Теппик. – Как я мог убить самого себя?

– Нас не так-то легко провести, – возразил Диос. – Этому человеку прекрасно известно, что царь не шатается ночью по дворцу и не вступает в преступный сговор с осужденными злодеями. Нам остается только выяснить, куда ты дел тело.

Диос не отрываясь глядел Теппику прямо в глаза, и Теппик понял, что верховный жрец действительно, на самом деле сумасшедший. Это был редкий вид безумия: человек настолько долго был самим собой, что привычка к здравомыслию наложила пагубный и неизгладимый отпечаток на его мозг. Интересно, сколько же ему лет?

– Эти убийцы хитры, – сказал Диос. – Не спускайте с них глаз.

За спиной жреца раздался скрежет. Птраси метнула в него верблюжье стрекало, но промахнулась.

Когда все вновь обернулись к Теппику, его уже не было. Стражники, стеная, корчились от боли на полу.

Диос улыбнулся.

– Взять ее! – отчеканил он, и начальник стражи, стрелой метнувшись вперед, сгреб Птраси в охапку.

Девушка не тронулась с места. Диос нагнулся и поднял стрекало.

– Снаружи дворец окружен, – предупредил он. – Надеюсь, ты это понимаешь. Выйти к нам в твоих же интересах.

– Это почему? – спросил Теппик, стоя под прикрытием тени и лихорадочно пытаясь нашарить на поясе духовую трубку.

– Тогда, по повелению царя, тебя бросят священным крокодилам, – пожал плечами Диос.

– Неплохая перспектива, верно? – хмыкнул Теппик, дрожащими руками собирая разобранную на части трубку.

– Не хуже прочих, – ответил Диос.

В темноте Теппик ощупывал знаки на маленьких шишечках дротиков. Большинство действительно эффектных ядов испарились или изменили состав и стали безвредными, но оставалось еще немало других снадобий, предназначенных обеспечить клиенту мирный непродолжительный сон. Таким образом, убийца мог подобраться к цели, минуя многочисленных неусыпных телохранителей. Вовлекать их в погребение считалось невежливым.

– Ты мог бы отпустить нас, – тянул время Теппик. – Подозреваю, что именно этого тебе и хочется. Чтобы я ушел и никогда не вернулся. И меня это тоже вполне устраивает.

Диос заколебался.

– Ты забыл сказать: «И отпустите эту девушку», – произнес он наконец.

– Да, конечно. И ее тоже. Отпустите, – исправился Теппик.

– Нет. Я не изменю своему долгу перед царем! – вскричал Диос.

– О боги, Диос! Ты ведь прекрасно знаешь, что царь – это я!

– Я не раз видел настоящего царя, – сказал Диос. Ты – не царь.

Теппик окинул взглядом ясли, где лежал верблюд. Верблюд, обернувшись, взглянул через плечо.

И тут мир разом свихнулся.

* * *

Мир и раньше был с приветом, но сейчас он тронулся окончательно и бесповоротно.

Все пирамиды ярко пылали, озаряя небо коричневым, как копоть, светом. Братья Птаклюспы из последних сил волокли камень на главную рабочую площадку.

Птаклюсп 2-а упал на дощатые подмости, сопя и свистя, точно прохудившиеся мехи. Несколькими футами выше пирамида раскалилась так, что до нее уже нельзя было дотронуться, и не оставалось никаких сомнений, что это именно она скрипит, подобно паруснику, застигнутому штормом. Птаклюсп 2-а всегда уделял вопросам механики неизмеримо меньше внимания, чем стоимости постройки, но он был совершенно уверен, что пирамида не может издавать такой звук. Это как дважды два не может равняться пяти.