Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Птраси стукнула Верблюдка по голове сандалией.
– Ну же, шевелись давай! – взвизгнула она.
«Следовательно, – размышлял Верблюдок, – H движущих сил равно v делить на s, чав-чав-чав. Таким образом, в гиперсиллогической записи…»
Теппик оглянулся назад. Странно искаженный ландшафт понемногу обретал привычный вид, и Диос…
Выбравшись из дворца, Диос смог-таки отыскать нескольких стражников, в которых страх перед неповиновением приказу возобладал над ужасом перед таинственно искаженным миром.
Верблюдок между тем стоически продолжал жевать: «…Чав-чав-чав, которая дает нам любопытный случай укороченного колебания. Каков же период осцилляции? Примем период равным x. Время равно t. Тогда начальная периодичность составит…»
Птраси и так и сяк колошматила его по загривку, награждала такими ударами пяток, которые заставили бы какого-нибудь неандертальца завыть от боли и начать биться головой о стену.
– Встал как вкопанный! Может, ты попробуешь?
Теппик вложил в удар всю силу, но над шкурой Верблюдка лишь поднялось облако пыли, а пальцы Теппика на какое-то время онемели, будто он стукнул по мешку, набитому вешалками.
– Ну же, пошел, – стиснув зубы, пробормотал он.
Диос поднял руку.
– Именем царя, стойте! – воскликнул он.
Стрела вонзилась в горб Верблюдка.
«…Составит шесть и три десятых в периоде. Преобразуем. Сокращаем. Итого… ого!… 314 секунд…»
Верблюдок несколько раз, наподобие перископа, повернул свою длинную шею. Его большие мохнатые брови осуждающе изогнулись, сузившиеся желтые глаза пристально уставились на верховного жреца, и, ненадолго оставив в стороне заинтересовавшую его проблему, верблюд стал припоминать те издревле знакомые ему расчеты, которые его порода за много веков успела довести до совершенства.
«Предположим расстояние равным сорока одному футу. Скорость ветра – два. Вектор – одна восьмая, чав. Вязкость равна семи…»
Теппик достал метательный нож.
Диос набрал в грудь побольше воздуха. «Сейчас он прикажет стрелять по нам, – подумал Теппик. – Меня застрелят моим же собственным именем в моем же собственном царстве».
«…Угол равен двум пятым. Чав. Огонь».
Залп был достоин восхищения. Ком жвачки, пущенный в соответствии с рассчитанной согласно всем законам баллистики траекторией, шмякнулся Диосу в лицо с таким звуком, какой может издать только полфунта полупереваренной травы, и более ничто на свете.
Последовавшая тишина была чем-то сродни стоячей овации.
И снова все вокруг принялось медленно искажаться. Нет, затевать потасовку здесь определенно не стоит. Верблюдок взглянул вниз, на свои передние ноги.
«Предположим количество ног равным четырем…»
И он побежал. Совершенно очевидно, что ног у верблюдов гораздо больше, чем у всех прочих тварей, и Верблюдок напоминал сейчас пароходную машину с ее сложно движущейся системой шатунов и клапанов. Движение сопровождалось оглушительным шумом, издаваемым кишечником, тоже работавшим на полную мощь.
– Чертов тупица, – пробормотала Птраси, когда они наконец-то удалились на достаточное расстояние от дворца, – но, кажется, он все-таки понял, чего от него хотят.
«…Повторение инвариантного масштаба равно трем с половиной зет. О чем это она? Насколько помню, Чертов Тупица живет где-то в Цорте…»
Хотя воздух казался липким и тягучим, как резина, Верблюдок уже успел покрыть немалое расстояние, и копыта его мягко шлепали по утрамбованной земле спящих улиц города.
– Кажется, опять начинается, – сказала Птраси. – Пора закрывать глаза.
Теппик кивнул. Раскаленные колышущиеся стены домов снова пустились в пляс, а дорога то взмывала, то опадала, на что приличная твердая земля не имеет никакого права.
– Это вроде моря, – заметил Теппик.
– Никогда не была там, – покачала головой Птраси.
– Море – это… понимаешь, океан, волны…
– Мне рассказывали. За нами гонятся? Теппик повернулся в седле.
– Не могу разобрать, – пробормотал он. – По-моему…
Отсюда ему были видны приземистая тяжелая громада дворца и Великая Пирамида на другом берегу реки. Пирамиду почти скрывали облака темного дыма, и все-таки то, что сумел различить Теппик, было невероятно. Он точно знал, что у пирамиды четыре стороны, теперь же он видел все восемь.
Казалось, Великая Пирамида то попадает в фокус, то выходит из него, и Теппик инстинктивно почувствовал, что это крайне небезопасно, когда речь идет о нескольких миллионах тонн камня. Он ощутил сильное желание оказаться как можно дальше отсюда. Похоже, даже такая тупая тварь, как верблюд, испытывала тот же позыв.
«Дельта в квадрате, – продолжал рассуждать Верблюдок. – Таким образом, давление размером k будет равно девяностоградусной трансформации в хи (шестнадцать делить на х, делить на ри), умножить на t для всех трех постоянных величин. Или четыре минуты плюс-минус десять секунд…»
Верблюд взглянул на свои большие копыта.
«Примем скорость равной галопу».
– Как ты его заставила двигаться? – только и успел спросить Теппик.
– Никого я не заставляла! Он сам. Держись!
Это было непросто. Надевая на верблюда седло, Теппик напрочь позабыл об остальной упряжи. Птраси вцепилась в несколько клочков шерсти на загривке. Теппику ничего не осталось делать, кроме как вцепиться в руки Птраси. Как он ни старался, его пальцы везде натыкались на теплую, податливую плоть. За весь долгий курс обучения Теппик не столкнулся ни с одним правилом или исключением относительно таких ситуаций, в то время как образование Птраси, казалось, было построено исключительно на подобных случаях. Ее длинные волосы хлестали его по лицу, издавая пьянящий аромат редких духов[22].
– Ты в порядке? – крикнул он. Слова унесло ветром.
– Вишу на коленях!
– Должно быть, непросто!
– Специально проходили! Особенность верблюжьего галопа состоит в том, что, выбрасывая ноги как можно дальше, животное потом старается догнать их. Коленные чашечки Верблюдка щелкали, точно кастаньеты, а ноги его мелькали подобно крыльям ветряных мельниц. Промчавшись вверх по ведущей из долины дороге, он ринулся в узкое, с обеих сторон окруженное отвесными известковыми скалами ущелье, что выходило в бескрайнюю пустыню.
А позади, попав в тенета геометрических ловушек, мучительно пытаясь сбросить с себя ношу Времени, пронзительно выла Великая Пирамида. Оторвавшись от основания, становясь под прямым углом к земле, она безостановочно раскачивалась в воздухе и творила со временем и пространством нечто несусветное.