— Вы знали Анну Арбису?

— Ее все знали. Элисондо — очень маленький городок, — произнес он таким тоном, как будто это все объясняло. — Анну невозможно было не заметить. Вы понимаете, о чем я? — добавил он, улыбаясь присутствующим в комнате мужчинам в поисках мужской солидарности, в которой ему было отказано.

— У Фредди были какие-нибудь отношения с Анной Арбису?

Он, несомненно, сразу понял, что от его ответа будет зависеть дальнейшее направление разговора.

— Нет, с чего вы взяли? Конечно нет, — возмущенно ответил он.

— Вы когда-нибудь слышали от него замечания насчет того, что он считает ее привлекательной или желанной?

— Вы о чем? Она была девчонкой… Очень красивой девчонкой… Ну, может, мы когда-нибудь и говорили что-нибудь по этому поводу, вы же знаете нас, мужиков. — Он снова взглядом поискал поддержки у Ириарте и Сабальсы, которые снова его проигнорировали. — Может, мы и говорили, что она становится очень хорошенькой и что она не по годам развита. Но я даже не уверен, что эти слова принадлежали Фредди. Скорее всего, один из нас это сказал, а остальные с ним согласились.

— Кто это был? Кто это сказал? — сурово настаивала Амайя.

— Я не знаю, уверяю вас, я не знаю.

— Хорошо. Возможно, нам еще понадобится ваша помощь. А пока можете идти.

Такой поворот его явно удивил. Он опустил взгляд на руки, и его лицо исказилось такой растерянностью, как будто он не знал, что ему с ними делать. Наконец, он нашел выход и спрятал их глубоко в карманах пуховика. Не проронив больше ни слова, он вышел в коридор.

Вошел врач. Вид у него был чрезвычайно недовольный. Он обвел взглядом полицейских, и его раздражение, похоже, только усилилось. После краткого обмена приветствиями он начал рассказывать о состоянии Фредди, обращаясь исключительно к Ириарте и Сабальсе, полностью игнорируя Амайю.

— У сеньора Альфредо Беларраина серьезное повреждение спинного мозга и частичный разрыв трахеи. Вы осознаете серьезность того, о чем я вам говорю? — Он перевел взгляд с одного мужчины на другого и продолжал: — Другими словами, непонятно, как он выжил. Его жизнь висела на волоске. Спинной мозг беспокоит нас в первую очередь. Мы считаем, что со временем при условии должной реабилитации Альфредо сможет обрести некоторую подвижность, но я сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет ходить. Вы меня понимаете?

— Повреждения получены в процессе попытки самоубийства? — уточнил Ириарте.

— По моему мнению, да, вне всякого сомнения, повреждения соответствуют самоудушению. Классический случай.

— Указывает ли что-нибудь на вероятность того, что ему «помогли»?

— На его теле нет ран или царапин, указывающих на то, что он защищался или что его куда-то тащили. Нет и гематом, которые могли бы означать, что его толкнули или применили к нему насилие иного рода. Судя по всему, он поднялся по лестнице, привязал веревку к перилам и прыгнул. Полученные повреждения соответствуют удушению. Под отпечатком веревки нет следов, заставляющих заподозрить, что его задушили, а уже после этого повесили. Я понятно изъясняюсь? Считайте, что это дело вы раскрыли. А теперь, если у вас больше нет вопросов, я возвращаюсь к работе.

Амайя пристально смотрела на него, слегка склонив голову набок.

— Погодите, доктор… — она сделала шаг вперед, остановившись в считанных сантиметрах от врача, и наклонила голову, читая его имя на бейдже, — …доктор… Мартинес-Ларреа, верно?

Он испуганно попятился.

— Я инспектор Саласар, из отдела убийств полиции Наварры. Я возглавляю расследование, в котором сеньор Беларраин играет важную роль. Вам это понятно?

— Да, но…

— Для расследования жизненно важно его допросить.

— Это невозможно, — запинаясь и разводя руками, ответил врач.

Амайя сделала еще один шаг вперед.

— Я вижу, что, хотя вы такой умный, что сделали за нас нашу работу, вы ничего не поняли. Этот человек основной подозреваемый в серии преступлений, и я должна его допросить.

Врач попятился еще на несколько шагов и очутился в коридоре.

— Если он убийца, можете не волноваться: он никуда не уйдет. У него перелом позвоночника, разорвана трахея, а изо рта торчит трубка, ведущая к легкому. Кроме того, он находится в искусственной коме, и, даже если бы я сумел его разбудить, чего сделать не получится, он не смог бы ни говорить, ни писать, ни шевелить веками. — Он попятился дальше в коридор. — Пойдемте со мной, сеньора, — прошептал он. — Я позволю вам на него взглянуть, но только на две минуты и через стекло.

Она кивнула и пошла за врачом.

Помещение, в котором находился Фредди, объединяло с обычной больничной палатой неизбежное наличие кровати. В остальном оно вполне могло представлять собой лабораторию, кабину самолета или декорации футуристического фильма. Фредди едва виднелся за сплетением трубок, проводов и повязок, подобно шлему обхватывавших его голову. Из его рта выходила трубка, показавшаяся Амайе необычно толстой, прикрепленная к его лицу полоской белого лейкопластыря, на фоне которого бледность Фредди еще больше бросалась в глаза. Лишь распухшие веки были фиолетового оттенка, да на виске блестел серебристый след сползшей от уголка глаза до уха слезы. Перед Амайей то и дело вставал облик Фредди, каким она видела его утром за кладбищенской оградой. Она разглядывала его еще несколько секунд, пытаясь понять, испытывает ли она к нему сочувствие, и решила, что испытывает. Ей действительно было жаль эту впустую растраченную и сломанную жизнь. Но даже самое сильное сочувствие не было способно остановить ее в поиске истины.

Выйдя из реанимации, она столкнулась с матерью Фредди, которой предстояло на следующие две минуты сменить ее у стеклянной перегородки. Амайя хотела было поздороваться с женщиной, как вдруг та обрушила на нее поток брани.

— Что ты здесь делаешь? Врач сказал мне, что ты собираешься допрашивать моего сына… Почему ты не можешь оставить нас в покое? Тебе кажется, что твоя сестра причинила нам недостаточно страданий? Она его бросила, разбив ему сердце, и бедняга не смог этого вынести. Он утратил рассудок… И ты еще хочешь его допрашивать? О чем ты собралась его спрашивать?

Амайя вышла в коридор, где ее ожидали Сабальса и Ириарте. Застекленная дверь приглушила крики женщины.

— Что происходит?

— Спросите у доктора… Этот идиот сообщил матери Фредди, что его подозревают в совершении убийства.

Комиссар принял Амайю и Ирарте в своем кабинете, и, хотя он предложил им присесть, сам остался стоять.

— Я сразу перейду к делу, — провозгласил он. — Инспектор, когда я принял решение поручить вам это расследование, разумеется, рассчитывая на поддержку шефа полиции Элисондо, я и предположить не мог, что дело примет такой оборот. Я думаю, вы и сами понимаете, что, если окажется, что в деле действительно замешан ваш родственник, это существенно подрывает ваши позиции. Мы не можем допустить, чтобы подобная ошибка заранее перечеркнула все дальнейшие судебные действия.