Амайя с грустью наблюдала за глубокой драмой этой женщины, которая была ей близка и понятна: ее утроба тоже была могилой нерожденных ею детей. Мать Анны продолжала говорить, как будто исповедуясь и изливая перед ними душу, сжигаемую изнутри неизбывной болью.

— Я не разговаривала со своей невесткой целых пятнадцать лет, а эта сукина дочь даже не знала почему. До сегодняшнего дня, когда она подошла ко мне после отпевания. Ее лицо было залито слезами, и она прошептала: «Прости меня». Мне стало так ее жаль, что я ее обняла и стояла так, пока она плакала у меня на плече. Но я ничего ей не ответила, потому что я никогда ее не прощу. Я уже не мать, инспектор, потому что кто-то похитил розу, которая, как в том стихотворении, выросла из моего сердца. Теперь у меня одна могила в животе и вторая в груди. Поймайте его, остановите его, а когда найдете его, пристрелите, как бешеного пса, потому что, если этого не сделаете вы, это сделаю я. Я клянусь всеми моими мертвыми детьми, что я всю свою жизнь посвящу мести. Я буду преследовать и подстерегать его, и я не упущу возможности с ним поквитаться.

Когда они вышли на улицу, Амайя чувствовала себя очень странно, как будто она только что приземлилась после длительного перелета.

— Вы видели стены, шеф? — спросил Ириарте.

Она кивнула, вспомнив фотографии, покрывавшие стены этого дома, превратившегося в некое подобие мавзолея.

— Мне казалось, что она смотрит на нас отовсюду. Я не знаю, как они смогут справиться с потерей, живя в такой обстановке.

— Они этого не сделают, — с сожалением произнесла Амайя.

Внезапно она увидела, что через улицу прямо к ним бежит какая-то женщина с явным намерением преградить им путь. Когда женщина остановилась перед ними, Амайя ее узнала. Это была тетка Анны, та самая невестка, с которой мать погибшей девочки не здоровалась много лет.

— Вы были у них? — спросила она, задыхаясь от быстрого бега.

Амайя не ответила, в полной уверенности, что подобные усилия были затрачены не для того, чтобы узнать, откуда они идут.

— Я… — Женщина замялась. — Я очень люблю свою золовку, и то, что произошло… это так ужасно. Я тоже иду к ним, чтобы… ну, просто побыть с ними. Что еще я могу для них сделать? Это так страшно, и все же…

— И все же..?

— Эта девочка, Анна, она была не такой, как все… Я не знаю, поймете ли вы меня. Она была очень умной и красивой, но в ней было что-то странное, что-то злое.

— Что-то злое? И что же это было?

— Она сама. Она была этим злом. Анна была белагилью, ее тело было белым, а душа черной, как ночь. Даже когда она была маленькой, ее взгляд как будто прожигал насквозь, а ее глаза сверкали злобным блеском. Но ведьмы не обретают покой после смерти. Вот увидите. Анна еще не ушла.

Она произнесла это с такой уверенностью, как будто выступала перед судом инквизиции. Слово, которое в современном мире можно встретить только в фильме ужасов, прозвучало без следа смущения или сомнения. И, тем не менее, Амайя видела, что ей очень не по себе. Более того, она казалась ужасно напуганной. Они смотрели вслед женщине, которая удалялась с таким видом, как будто только что исполнила какой-то тягостный, но в то же время почетный долг.

Амайя и инспектор Ириарте несколько секунд стояли в растерянности, а затем зашагали дальше по улице Акуллеги. Но тут зазвонил телефон Ириарте.

— Да, она со мной. Хорошо, мы сейчас же явимся в комиссариат. Да, уже едем.

Амайя вопросительно посмотрела на него.

— Инспектор, это насчет вашего зятя, Альфредо… Он в больнице Наварры в Памплоне после попытки самоубийства. Один из его друзей зашел к нему домой и увидел, что он с петлей на шее висит на перилах лестницы. К счастью, помощь подоспела вовремя, хотя его состояние все равно очень тяжелое.

Амайя посмотрела на часы. Четверть шестого. Роз должна была с минуты на минуту вернуться с работы.

— Инспектор, вы поезжайте в комиссариат, а я отправлюсь домой. Я не хочу, чтобы моя сестра узнала об этом от кого-то постороннего. После этого я поеду в больницу. Я постараюсь вернуться как можно скорее, а вы тут пока займитесь нашим делом, и…

Он не дал ей договорить.

— Инспектор, это звонил комиссар. Он попросил меня сопровождать вас в Памплону… Судя по всему, попытка самоубийства вашего зятя имеет отношение к нашему делу.

Амайя изумленно посмотрела на него.

— Имеет отношение к нашему делу? К какому делу? К делу басахауна?

— Помощник инспектора Сабальса ожидает нас в больнице. Он сможет рассказать вам больше, а я знаю столько же, сколько и вы. После того, как мы побываем в больнице, нам предписано явиться в комиссариат Памплоны. Комиссар будет ожидать нас в восемь часов.

Улица Браулио Ириарте некогда называлась Калле-дель-Соль,[19]потому что фасады всех ее домов обращены на юг и жаркие солнечные лучи заливают улицу до самого заката. Со временем улицу переименовали, назвав ее в часть местного благодетеля, который съездил в Америку и обогатился, создав пивную империю Коронита. Вернувшись в родной город, он финансировал ремонт фасада одного из зданий, основал дом призрения и совершил еще какие-то акты добродетели. Но Амайя всегда считала, что название Калле-дель-Соль было гораздо более уместным. Оно говорило об ушедших временах и связи с предками, которые жили в согласии с природой, но было незаслуженно отброшено в сторону влиятельным господином по имени Деньги. Амайя наслаждалась робкими лучами светила, согревавшими ее лицо и плечи, несмотря на февральский холод, а также на другой, гораздо более мучительный холод, который поднимался наружу, как мелко захороненный труп, и от слов Ириарте стиснувший все ее внутренности. От всего услышанного у нее до сих пор шла кругом голова. В отчаянной попытке осмыслить случившееся она забросала своего спутника вопросами, но он благоразумно отказался высказывать какие-либо предположения. В конце концов, Амайя погрузилась в угрюмое молчание и за всю дорогу до своего дома не проронила больше ни слова. Подойдя к входной двери, она увидела у тротуара припаркованный автомобиль. Это был «Форд Фиеста», который водила Роз.

— Привет, сестра, — радостно поздоровалась с ней Роз, открывая дверцу.

— Роз, войди в дом, мне нужно с тобой поговорить, — вместо приветствия произнесла Амайя.

Улыбка сползла с лица Роз.

— Не пугай меня, — произнесла она, толкая дверь и входя в гостиную.

Амайя пристально смотрела на сестру.

— Присядь, Роз, — продолжала она, указав на стул.

Роз села к столу, выбрав то же место, на котором она гадала на картах.

— Где тетя? — поинтересовалась Амайя, внезапно осознав, что она не видит Энграси.

— Не знаю. Господи боже мой! С ней что-то случилось? Она говорила мне, что они с Джеймсом хотят съездить в Ероски за продуктами …