них. Жалкая, эфемерная попытка защититься…

— Это неправда… Я не ведьма… Я вообще ничего не знаю… — удалось только просипеть: голос внезапно перестал слушаться.

— Она лжет! Пытается выгородить себя! Но вы сами все видите! — прозвучал хриплый голос мужчины, стоящего чуть в стороне от остальных. Он сделал несколько шагов, останавливаясь у края светящегося пятна. Ткнул в него пальцем, тут же впиваясь в меня цепким, полным ненависти взглядом. — Только тебе под силу оживить древнее стекло. Думала, сможешь обмануть нас всех? Что мы побоимся Черной луны и позволим тебе и дальше творить твои бесчинства? Довольно и того, что это удалось в прошлый раз! Теперь нас больше, и мы сильнее! И тебе не уйти!

Меня затрясло. Их здесь не меньше десятка, они знают свою деревню и окружающую местность, как пять пальцем, а я понятия не имела, в какую сторону бежать, чтобы спрятаться. И ноги не слушались, стали, как ватные, я едва не падала, удерживаясь из последних сил. Из глаз были готовы пролиться слезы бессилия.

— Я не ведьма, это правда… Спросите у Горана, он подтвердит. Он все знает!

Говоривший до этого человек громко захохотал, запрокинув голову, и его смех разнесся по черной мгле зловещим предвестником беды. Кто-то схватил меня за руки, заламывая их за спину.

— Обязательно спросим! А сейчас давай, пошла! Этой ночью наконец-то все закончится!

* * *

Грубые веревки впивались в запястья, раздирая кожу. Я понимала, что с крепкими, тугими узлами мне не справиться, но все равно продолжала дергаться. Извивалась змеей, ломала ногти и в кровь сбивала колени. Отплевывалась от мокрой, горькой земли, то и дело попадавшей в рот. Понимала, что все мои потуги и сопротивление бессмысленны, но и смириться не могла. Не хотела безропотно ждать смерти.

Они рассчитывали услышать мои крики. Увидеть слезы. Вся эта гогочущая толпа, стоящая у края ямы и наблюдавшая за моей агонией. Какой-то мальчишка присел на корточки и с размаху швырнул в меня камень. Острая, колючая боль обожгла плечо, и я закусила губу, сдерживая стон. Во рту разлился солоноватый привкус крови.

— Осторожно! — одернула мальчишку стоящая рядом женщина в сползшем на лицо платке. — В голову не попади. Еще не хватало, чтобы она потеряла сознание. Пусть все чувствует. До самой последней минуты, пока не сдохнет.

Следующий камень ударил в бедро, и я задохнулась от слепящей боли. Кровь от прокушенной губы щипала горло, а глаза жгло от непролитых слез.

Это все не может быть на самом деле. Я же ни в чем не виновата. Произошла чудовищная ошибка.

Какая-то крошечная часть внутри меня все еще надеялась на избавление. Что внезапно одумаются мои мучители. Поймут, что поймали совсем не того человека и остановятся. Или я внезапно проснусь, очнусь в своем родном мире и обнаружу, что весь кошмар мне всего лишь привиделся. Это было самым желанным вариантом.

Я хотела домой. Острее всего прочего, больше, чем когда-то прежде чего-либо еще. Безумно хотела туда, где не было этих злых людей, где мне не грозил их самосуд и где не существовали правила, согласиться с которыми я никак не могла.

Но одновременно я понимала, что этого не случится. Потому что во сне, даже самом страшном, не бывает такой боли. Во сне могильная земля не забивается тебе в нос и не скрипит на зубах. Кожа не лопается от терзающих пут, а смерть не подступает так близко, обдавая смрадным дыханием.

Еще один удар пришелся в грудь — и из глаз все же брызнули слезы на радость глумящейся толпе. Она заулюлюкала, завизжала, будто не люди там были, а дикие звери, только и ждущие того, чтобы расправиться со своей добычей. Болезненная судорога прошла по телу, и я подтянула колени к животу, пытаясь свернуться в клубок. Может, хоть это убережет от новых ударов.

Толпа снова загоготала, наблюдая, как я стараюсь спастись от летящих камней.

— Еще! Кидайте еще! Пусть все попробует на своей шкуре!

— Давайте уже кончать с ней! — крикнул кто-то, и, как по команде, со всех сторон на меня полетели комья земли.

Я в ужасе закрыла глаза. Сколько времени еще есть, прежде чем кончится воздух? Несколько минут? Час? А что будет потом? Я умру быстро или буду медленно задыхаться в кромешной темноте, где даже хрипов моих никто не услышит?

— Стойте! — сквозь крики и гомон вдруг прорвался звенящий голос, который я узнала бы из тысячи других.

Мотнула головой, стряхивая землю, застилающую глаза, и посмотрела туда, где среди расступившихся людей появилась высокая фигура в темном. Едва не плача от облегчения ждала, пока он подойдет к краю. Пришел. Несмотря ни на что, решил мне помочь. Улыбнулась искусанными в кровь губами, находя его лицо. Жесткое, будто из камня выточенное. Черный взгляд был устремлен прямо на меня.

Сейчас он прикажет поднять из ямы и развязать веревки на руках. И все закончится. Он спасет меня. Потому что все-таки любит.

В наступившей тишине его голос прозвучал, подобно набату.

— Накидайте сверху досок. Пусть будет побольше воздуха. Тогда она не умрет сразу, помучается подольше. Вы же не хотите облегчить ее участь?

Глава 46

Перед глазами плыл туман. Густой и едкий он врезался в глаза, вышибая слезы, царапал горло, не позволяя сделать вдох. Пересохшие губы распухли и начали кровить: я ощущала во рту солоноватый привкус, то и дело кашляя и пытаясь сплюнуть все то, что перекрывало дыхание.

Но тщетно. Гнилые, вонючие доски над головой оградили меня от камней и земли, но действительно добавили мук. Я готова была молить, чтобы все закончилось. Чтобы прекратилось это распирающее давление изнутри, чтобы меня объяла спасительная темнота.

Безумно хотелось провалиться в забвение. Не знать, не думать о том, что тот, кого считала своей судьбой, своей величайшей в жизни любовью, допустил, чтобы я оказалась здесь. Более того, сделал все для этого.

Ведь именно по указке Горана меня похоронили заживо. Крики моих беснующихся палачей давно стихли, или я просто утратила чувство времени, больше не понимая, сколько минут или часов пролежала тут.