солнце, не по-осеннему, уже прогрело землю, а воздух, нагреваясь над асфальтовой дорогой, становился видимым и тёплые струи его, поднимаясь вверх, чуть колыхали листву придорожных берез при полном безветрии.

Через несколько минут автобус двинулся дальше, минуя дым придорожных мангалов у соседей – конкурентов их хозяина, где они только что останавливались. По-видимому, кое-какой доход эта шашлычная деятельностьвсё же давала нескольким жителям безработного села.

Двадцать лет назад развалили колхозы и совхозы, которые вели комплексное хозяйство, где работы хватало всем. Руководители и проныры прихватили бесплатно сельхозтехнику и лучшие земли и организовали фермерские хозяйства. Но без кредитов и помощи государства даже они быстро раззорились и остались среди развалин ферм, построек и машинных дворов, руины которых виднелись на всём протяжении пути следования автобуса. Выжили те, кто занялся торговлей и спекулятивной перепродажей сельхозпродукции, скупаемой у односельчан по дешевке.

В этих местах рискованного земледелия, как учили Ивана Петровича в юности в сельскохозяйственном техникуме, надежной опорой было только молочно-мясное животноводство, на крупных фермах с сотнями голов скота: коров, овец и свиней. Но такие хозяйства требовали большого количества рабочих рук и с развалом коллективных хозяйств – всё рухнуло. Крестьяне быстро опомнились и попробовали объединиться вновь в товарищества, но было уже поздно: общественная собственность была растащена и разрушена, а новой обзавестись не давали государство и банки, которые ссужали деньги под ростовщические проценты и только частникам, а не каким-то товариществам.

Проезжая мимо деревень, Иван Петрович видел остовы ферм, которые торчали как рёбра доисторических динозавров. Социализм на селе вымер, как и те древние животные. А ведь исстари на Руси в деревнях дела делали всем миром: иначе, поодиночке в условиях такого климата не выжить. Ещё Столыпин – крупный помещик и министр при царе Николае Кровавом, пытаясь разрушить русскую общину на селе, выделил из общины кулаков в класс хищников, вешал и стрелял тех крестьян, кто пытался сохранить общину. Его действия довели крестьян до крайности, что и способствовало победе большевиков в октябре 1917 года, а потом и в гражданской войне, развязанной паразитическими классами, потерявшими свои капиталы и привилегии.

На другой основе, сельская община возродилась вновь уже при советской власти в виде колхозов и совхозов. Врагам, захватившим страну сейчас, удалось разрушить и этот уклад сельской жизни, и теперь деревня, как и страна в целом, вымирает, спиваясь от нищеты и безработицы. Конечно, многие крестьяне и сейчас держат коров и другую живность в личном приусадебном хозяйстве, но это тяжкий ручной труд. Последыши Столыпина ставят ему памятники за разрушение деревни, а царя Николашку попы и вовсе объявили святым великомучеником.

Сделав ещё одну остановку, автобус после полудня уже приближался к концу пути. На горизонте показалась труба какой-то котельной,справа за лесом мелькнула золочёная маковка часовни, установленной на местном кладбище где похоронена и его мать, и Иван Петрович въехал в древний сибирский городок на берегу сибирской реки – Иртыш. Конечный, самый дальний пункт его поездки достигнут. Отсюда он будет двигаться только назад, приближаясь к своему Подмосковью, откуда и выехал вчера вечером – меньше суток назад. Правду говорят, что авиация сближает страны и континенты. Вот и он быстро добрался в отдаленный уголок Сибири.

На автовокзале его встретил брат – отставной офицер, подрабатывающий где-то в службе охраны, но с сентября попавший под сокращение и уже окончательно ставший неработающим военным пенсионером. Взяв свою сумку, Иван Петрович сел в машину брата и поехал на его квартиру. Городок был типичным для Сибири: в центре несколько кирпичных и панельных пятиэтажек в окружении деревяных деревенских домов – на одну или две семьи с приусадебными участками.

На всём была печать запустения и разрухи и неудивительно: из разговоров с братом по телефону, да и в прошлые свои приезды сюда, к еще живой матери, он знал, что в городке с населением в 30 тысяч человек каждый пятый житель был без работы, считая стариков и детей. И это официально, а сколько людей уже махнули на всё рукой, бросили поиски работы и копались летом на своих огородах, а зимой тупо сидели по домам у телевизора, принимая самогон – как лекарство от такой жизни.

Трудились только торговцы, врачи, учителя и, конечно, местные чиновники и их обслуга, а также милиция-полиция: для остальных работы нет, и, кто может, уезжали на ближайшие нефтепромыслы, где вахтовым методом добывали нефть и газ. Затем, нефть и газ качают по трубам за границу, пополняя капиталы олигархов и прочей нечисти, захватившей не только землю, но и её недра в свою частную собственность, неприкосновенную и священную, охраняемую властью, армией, полицией и сотнями тысяч наёмных охранников.

Основным средством существования жителей таких городков и деревень стали пенсии стариков, огород и личное подворье: курицы, свиньи и, возможно, корова – но всю эту живность тоже надо чем-то кормить, что не всегда удается. Поэтому, картошка, хлеб и каша – вот и пища наша. Кстати, цены на продукты здесь такие же и даже выше, чем в относительно благополучной Москве. Иван Петрович всегда удивлялся: как можно прожить здесь на такие маленькие пенсии и зарплаты при таких высоких ценах – но это, по-видимому, секрет местных обитателей и их загадочной русской души.

Проезжая по знакомым улицам, он обратил внимание на вновь появившиеся магазинчики: рыночная экономика действовала, и торговцы пытались перехватить друг у друга даже те небольшие средства, которые появлялись у местных жителей. Впрочем, конкуренция не приводила к снижению цен – цены только росли, особенно при объявлении властей о повышении пенсий в связи с инфляцией.

Подъехали к месту. Квартира брата располагалась в панельном доме в центре городка. Рядом находился палаточный рынок, где торговцы – челноки всё ещё пытались приобщиться к классу торгашей. В 90-е годы массы людей оставшихся без работы, занялись челночной торговлей – это когда в одном месте покупался товар, привозился в родные места и там, в палатке или прямо с рук, продавались эти вещи с наценкой, а разница в цене и составляла доход. Первоначально такая деятельность давала приличный заработок, но постепенно появились крупные торговые базы и оптовые сети магазинов, которые перехватили покупателей, и челночная торговля еле-еле теплилась только в мелких городках, куда крупному торговцу нет смысла соваться за мелкими деньгами местных жителей. Здесь торговля одеждой и обувью оставалась пока в руках челноков.

Брат жил в 3-х комнатной квартире с женой и двумя кошками: дети выросли, разъехались кто – куда и жили своей самостоятельной жизнью, в которой родителям места уже не было. Когда-то на Руси,