чувствовал, что не к добру это. Прибегаю назад, а тут вы и все в огне. Сгоряча решил, что это вы мой дом подпалили.

– Нет, мы приехали, тут уже разгоралось.

– Да и машина у вас, как теперь вижу, другая. И следы покрышек не те.

И, переведя дух, Юрий Петрович спросил:

– А вы, значит, со мной про Евдокию поговорить хотели?

– Так вы знаете, о какой беременной пациентке идет речь?

– Догадался. Пару дней назад звоночек мне был. Из прошлой жизни человек звонил, велел держать язык за зубами насчет этой истории. Угрожал, что если я буду болтать, то худо мне будет. Конечно, я его послал лесом. А теперь, сдается мне, он решил выполнить свою угрозу и припугнул меня. Но не на того напал! Плохо он меня знает. Если ко мне с добром, то и я в ответ с широкой душой. А если меня пугать пытаются или обидеть как-то иначе, тут уж я назло сделаю. Себя не пожалею, а отомщу негодяю!

– О ком вы говорите?

– Чинарев мне звонил. Вспомнил, что мы с Евдокией дружны были. Вот и смекнул, что рано или поздно ко мне могут прийти с расспросами. Велел держать язык за зубами насчет всего, что Евдокия мне в свое время про его делишки рассказывала. Они ведь с Хариным в ту пору вдвоем дела крутили, а отвечать одному Харину пришлось. Харин в итоге надолго присел, а Чинарев вроде как чистеньким остался. Мне даже казалось, что Чинарев специально так сделал, чтобы Харин сел. Не простил он Харину того, что Евдокия от него к Харину ушла. Виду не подал, а зло в душе затаил. И когда пришло время, то он своему сопернику отплатил. Только, если по справедливости, так судить их обоих нужно было. И Харина, и Чинарева, да и меня вместе с ними.

– За что?

– В те годы многое в стране еще иначе было. Каждый стремился свой кусок урвать. Если не ты, то у тебя. Вот все словно лютые звери друг другу были. Да хуже! Куда там! У зверей в стае и то порядок и честь, а мы хуже зверей себя вели. Как вспомню, стыдно делается. Да только назад уже не повернешь. Но так меня совесть замучила, что удалился я в самую глушь, от людей подальше. А Чинарев с Хариным остались при своих постах и дальше дела воротить. Не смогли остановиться. Для Харина все тюрьмой закончилось, никакие связи не помогли ему выкрутиться. А Чинарев ускользнул, да сдается мне, что ненадолго это. Если не угомонится, то там же закончит.

– Нас дела Чинарева не интересуют. Вы нам про Евдокию расскажете?

– Да это все между собой связано. Поедемте ко мне домой. Там и поговорим. А то неспокойно у меня на душе. Пчельник они мне подпалили, а дома жена одна, как бы чего там с ней не вышло.

– А как же пчелы? Мы их тут оставим? Одних? На морозе?

– Ничего не поделаешь, все ульи в вашу машину не влезут. Поеду домой, там грузовичок возьму, на нем их и перевезу.

– Они не замерзнут?

– От пепелища им еще долго тепло идти будет.

Дымящийся остов лесной избушки и впрямь повышал градусы в окружающей среде. Тем не менее пару ульев с самыми ценными, только в прошлом году купленными пчелиными семьями Юрий Петрович все же с собой взял.

– Очень уж дорого они мне стоили, – объяснил он, – не хочу ими рисковать. А так-то моим пчелам небольшой мороз не страшен. Дикие пчелы в обычной жизни в лесу в дуплах деревьев селятся. И ничего, зимуют же как-то, никто им там отопления не включает. Да и в пчельник я ульи больше от диких зверей и мышей прячу, очень они любят зимой пчелками полакомиться. Ну а в самые лютые морозы печку, бывает, пчелкам все же топлю. Но это редко бывает, так-то я их особо не балую. От баловства все проблемы. Хоть дети, хоть пчелы, всем строгость в воспитании нужна.

– Это вы к чему?

– Поймете.

Назад вернулись быстро. Кроме ульев с окончательно проснувшимися в тепле и весело гудящими пчелами, с ними в машине ехали и три лайки, ошибочно принятые друзьями за волков. Эти звери оказались довольно дружелюбными. Всю дорогу они проявляли огромную любознательность в отношении Дарвина и его Матильды. Собакам казалось, что это специально припасенный для них деликатес. И они совершенно не понимали, почему им его никак не презентуют.

– Покажи им тараканов.

Почему-то тараканы привели собак в ужас. Они забились в дальний угол машины и принялись там подвывать, то и дело клацая зубами.

– Похоже, в сказке про Тараканище не все выдумка.

Вот и деревня Заслонка и знакомый дом. Навстречу им выбежала жена Юрия Петровича.

– Юра! Какое счастье! Ты жив!

– Юля! – бросился к жене пожилой врач. – У тебя все в порядке?

– В порядке, да. Только испугалась сильно. Двое каких-то типов приходили, просили тебе передать, что в лесу – это тебе простое предупреждение. Если не поймешь, то дальше хуже будет.

– Сволочи, – скрипнул зубами Юрий Петрович. – Не хотел до конца верить, но теперь приходится. Но я такого не прощу. Если и не хотел никого выдавать, то теперь уж обязательно с потрохами сдам. Посидите, ребятки, пока я за пчелками смотаюсь. Я не задержусь, потому что серьезный у нас с вами разговор намечается.

Арсений поехал с ним. А вот Фима осталась с Юлией Владимировной, которая тут же принялась пичкать девушку всякими деревенскими вкусностями.

– Молочка парного. Колбаску домашнюю.

– Спасибо, не хочется.

– Блинков-то хотя бы поешь! С пылу с жару! В печке томленные. Ты таких в городе и не ела никогда.

Говорить нечего, таких блинов Фиме пробовать раньше и впрямь не приходилось. Тесто для них было самое обычное на опаре, но сами блины не жарились на сковородке, а выпекались в печи. Хозяйка наливала на чугунную сковороду полный половник густого пышного теста и отправляла ее в печь. Там блин румянился одновременно с обеих сторон, становился раздувшимся, толстым и невероятно вкусным. Сверху его полагалось поливать топленым маслом, домашней желтой сметаной или толченными в меду ягодами.

– Ну что? Вкусно?

– Обалдеть!

– То-то же! А сейчас мужики вернутся, мы им блинов с мясом да со шкварками свиными дадим. То-то они обрадуются. От усталости и унылого настроения такой блин первая помощь!

Застолье затянулось далеко за полночь. Давно уже дремали у порога три верных пса, успевшие подружиться с Дарвином и Матильдой настолько, что приняли их в