Главнокомандующий Западной добровольческой армией

Полковник Авалов».

В состав этой Русской Западной армии вошли: корпус имени графа Келлера, отряд полковника Вырголича, стрелковый полк Baltenland, корпус Стове, группа фон Плеве, группа Иена и Железная дивизия, всего в составе – до 35 тысяч штыков и сабель.

Вышеприведенное воззвание полковника Бермондта интересно в том отношении, что оно впервые наконец объяснило причины и мотивы нежелания Бермондта уходить из Митавы, равно как и его разрыв и неподчинение генералу Юденичу. Из этого воззвания также стало совершенно ясно, что на протоколе военного совета в Риге 26 августа об организации единого антибольшевистского фронта от Эстонии до Литвы Бермондт поставил свою подпись фиктивно, ибо уже 21 августа, то есть за пять дней до совещания, он «как представитель русской государственной власти принял на себя защиту и управление латвийской области». Кем именно, какой именно государственной властью был уполномочен полковник Бермондт принимать на себя управление чужим и независимым государством, автор многоречивого воззвания не объяснял.

Тревога латышей

Для латышей, лихорадочно строивших свое независимое государство, и для их соседей эстонцев теперь воочию встала реальная и грозная опасность: скопившиеся в Митаве сильные русско-германские войска предназначены для уничтожения независимости Латвии и Эстонии, борьба же с большевиками, которые находились от армии полковника Бермондта на расстоянии 400 верст, – только модная дань времени.

С опубликованием этого рокового воззвания Бермондтом, естественно, рухнула и идея комбинированного удара на большевиков.

Вместо помощи генералу Юденичу, на основе обязательства от 26 августа, латыши теперь все свое внимание обратили на предстоящую и близкую борьбу с русско-германскою опасностью. Во всей Латвии была объявлена мобилизация, произведена реквизиция лошадей, значительная часть латышских войск была снята с большевистского фронта в Латгалии и переведена под Ригу. В Эстонию, Литву и Польшу были отправлены специальные эмиссары с просьбой о помощи и для заключения военной конвенции. И что самое ужасное – в латышском Народном Совете (предпарламенте) впервые резко и громко прозвучало требование социал-демократов о необходимости заключения мира с Советской Россией, дабы освободить латышскую армию, силы которой должны быть употреблены исключительно на борьбу с русско-германской реакцией. Ближайшей обязанностью правительства и практической политикой Народный Совет признал:

1. Немедленное заключение договора с Эстонией и Литвой и немедленная ликвидация всех вопросов, как то: пограничного, вопроса о компенсациях и т. д., дабы достигнуть общих действий армий трех государств в войне против общего врага. 2. Приложить все силы к укреплению и снабжению всем необходимым латышской армии. 3. Радикально изменить всю внутреннюю политику и поставить ее на демократических началах.

Объявленная латышским правительством мобилизация и принудительный сбор обуви и одежды для солдат прошли с значительным успехом…

Такую же грубую бестактность в отношении национального чувства других союзников по борьбе с большевизмом, литовцев, проявил и полковник Вырголич в Литве, расклеивший объявление полковника Бермондта с сообщением, что «все области Литвы, занятые русскими войсками, считаются принадлежащими к Российскому Государству». В некоторых городах, как, например, Шавли и Радзивилишки, было даже произведено разоружение литовских солдат.

Такова была та стратегическая обстановка, которую создал Бермондт в Латвии накануне предстоящего наступления Юденича на Петроград.

Мне кажется, если бы генерал Юденич был несколько дальновиднее, он, наверное, отказался бы от рискованного при сложившейся обстановке осеннего похода, осложненного крушением единого антибольшевистского Северо-Западного фронта. Может быть, за зиму митавский гнойник как-нибудь рассосался бы, был бы найден какой-нибудь модус и не было бы ни тяжкого поражения многострадальной Северо-Западной армии, ни озверения эстонцев, загубивших в Нарве во вшивых бараках и в снегу за проволокой 16 тысяч солдат северозападников, не были бы, может быть, заключены мирные договоры с большевиками-эстонцами – сразу после разгрома армии Юденича и латышами – вскоре после ликвидации бермондтовской эпопеи.

Роль полковника Бермондта в организации западного правительства

Чем руководствовался никому не известный Бермондт, беря на себя непосильное для него бремя, сказать трудно. Очень вероятно, что им руководило честолюбивое желание быть в Курляндии и Риге тем, чем был генерал Юденич в Ревеле. А может быть, и больше. По крайней мере, в официальной докладной записке офицера для поручений при штабе Бермондтовской армии г-на П-а генералу Юденичу есть такое место: «В этот день вечером Селевиным был устроен бал в честь командующего, которого при входе встретили криками «ура», а посреди ужина по команде Селевина все гости опустились на колени и под звуки гимна «Боже, царя храни» провозгласили Бермондта монархом всея Руси, на что получили замечание Бермондта: «Это, господа, преждевременно…»

Вот еще один характерный факт. Будучи в Митаве в конце сентября, корреспондент одной голландской газеты получил от полковника Бермондта интервью, в котором он заявил: «В Митаву в июне я прибыл ни с чем, а теперь, по милости Германии, я главнокомандующий сильной, хорошо снабженной армии. Антанта глубоко ошибается, если она думает, что те 20 тысяч русских солдат, которые входят в состав моей армии, не играют никакой роли. Эти 20 тысяч – ядро будущей армии в несколько сот тысяч человек…» Свое интервью полковник Бермондт закончил угрозой по адресу Англии: «Если Англия не переменит ко мне своего отношения, я буду первым среди тех, кто в обновленной России всеми силами постарается отплатить Англии…»

Вероятно, в тех же самых видах – быть в одинаковом положении с генералом Юденичем, а может быть, и выше его – Бермондт обзавелся и собственным западным правительством, собственной валютой и… собственными почтовыми марками.

Впрочем, кто кого создал: Бермондт – правительство или правительство создало Бермондта, я не берусь судить. Это тайна правых берлинских политических салонов. Я читал лишь разоблачение Гаазе, перепечатанное «Times» в сентябре 1919 года. На основании известных ему данных, Гаазе уверял, что в политическом салоне графини К. вопрос о русско-германском договоре дебатировался довольно часто, и в результате были выработаны следующие основы соглашения: «Россия получает свободу действий в Персии и Турции, Прибалтика на известных условиях вновь присоединяется к России, но Финляндия остается независимой. Германия дает на осуществление похода в Прибалтику 200 миллионов марок и армию в 120 тысяч человек для борьбы с большевиками. Компенсацией Германии должен явиться выгодный торговый договор между Россией и Германией».

В переговорах с германской стороны будто бы участвовали прусские реакционеры, со стороны русских – балтийские бароны и русские авантюристы. Гаазе утверждал, что в этих интригах не участвовал ни Деникин, ни какое-либо другое ответственное лицо России. Что касается личности командующего этой армией, то выше упоминаемый офицер для поручений г-н П. писал Юденичу:

«Уже в начале августа в Берлине велись