Таким образом, единый феодальный наследственный начальник был заменен двумя префектами, которые назначались и увольнялись по капризу турецких властей. Ливан, долго бывший практически независимым, был низведен до уровня графства. Более того, чтобы завершить раздел бывшего княжества, турки отделили от маронитского района и включили в состав пашалыка Триполи территорию под названием Джубайль, населенную исключительно христианами. Здесь находился древний монастырь Каннобин, где издавна проживали маронитские патриархи. Здесь располагалась также святая долина, в которой росли знаменитые кедры. В деревни, где проживали друзы и марониты, были назначены два помощника префекта: один – для христиан, другой – для мусульман.

Эти меры, однако, не смогли помирить горцев. Разрушение феодальных порядков породило в сердцах крестьян желание стать равными своим господам; и к древней ссоре соперничающих народов и религий (ибо, помимо друзов и маронитов, в горах жили еще православные греки и греки-униаты, а также ортодоксальные мусульмане и раскольники) присоединился еще и классовый антагонизм. Особенно силен он был в тех случаях, когда крестьянин был маронитом, а его помещик – друзом.

Весной 1845 года друзы с согласия военных турецких властей напали на маронитов и их французских сторонников. Был сожжен французский монастырь капуцинов, а его настоятель, отец Шарль де Лорет, убит, в то время как американских миссионеров, живших в той же деревне, никто не тронул. Мусульманский трибунал не только оправдал главного убийцу, но и Чекиб-эфенди, турецкий министр иностранных дел, лично явившийся в Ливан для расследования, велел всем европейским поселенцам и путешественникам покинуть эту страну.

Французский консул, живший в Бейруте, отправил своего драгомана защитить местных христиан, но тот был арестован и брошен в тюрьму. Это преступление поставило Турцию на грань войны с Францией; французы заявили, что если драгомана не освободят, то Бейрут подвергнется обстрелу с фрегата, который уже подошел к берегам Ливана. Французский посол передал Порте ультиматум, требуя вернуть всех французских подданных в их дома, выплатить компенсацию за грабеж монастыря капуцинов и наказания тем, кто организовал резню.

Порта, как обычно, уступила единственному доводу, который она понимала, – силе и согласилась выполнить требования Франции. Работа по восстановлению порядка началась. Чекиб сохранил двойную систему управления, но, уступив требованиям христиан, создал в каждом из двух районов административный совет в составе десяти человек. В обоих советах христиане имели большинство, так что, по крайней мере, они могли надеяться, что их жалобы услышат. Друзы, естественно, были недовольны тем, что их власть уменьшилась, но правительству повезло в выборе двух каймакамов (наместников), и в течение следующих девяти лет в Ливане царило спокойствие.

Когда 6 февраля 1833 года король Оттон высадился в Наф плионе, все вздохнули с облегчением. Наконец-то появилась надежда, что измученная страна, пережившая восемь лет войны с турками и еще три года внутренних потрясений, получит передышку, в которой она так нуждалась. Новый монарх был молод; он не был связан с фракциями и интригами политиканов и военных командиров; ему оказали мощную поддержку три великие нации; у него было достаточно средств, чтобы обеспечить стабильное управление страной. Ликование народа, изображенное на хорошо известной картине высадки молодого короля у стен прекрасной венецианской крепости, было совершенно искренним и очень трогательным.

К сожалению, с самого начала были проблемы, которые, хотя и не уменьшили популярность короля, настроили лояльных греков против баварцев, которые до совершеннолетия Оттона управляли Грецией от его имени.

Согласно договору, заключенному между тремя державами и Баварией, король последней должен был назначить трех регентов, которые должны были управлять Грецией, пока его сын не достигнет совершеннолетия. Выбор короля Людовика пал на графа фон Армансперга, бывшего баварского министра либеральных тенденций; доктора Маурера, профессора права, и генерала фон Хайдека, который уже служил агентом короля в Греции. К этим трем добавили дополнительного члена с консультативными функциями, которому доверили еще и роль секретаря, советника фон Абеля, и директора финансов господина фон Грайнера. Президентом был назначен Армансперг; однако очень скоро выяснилось, что высокое положение в сочетании с несовместимым темпераментом и различным социальным статусом породили разногласия между ним и профессором.

Граф Армансперг, аристократ и дипломат, презирал ученого юриста за то, что тот был простолюдином и к тому же педантом; профессор, серьезный ученый, не лишенный спеси, которой славились германские академические круги, считал графа элегантным ничтожеством, который ценил лишь светское общество и больше ничего. Их отношения еще больше ухудшились из-за легкомыслия красавицы графини, о чем скоро стало известно всему Нафплиону.

Разногласия среди регентов были на руку иностранным послам; Докинс, британский резидент, стал горячо поддерживать Армансперга. Более того, ни один член регентского совета, за исключением Хайдека, не имел никакого понятия о стране, в которой они собирались управлять. Им приходилось поэтому обращаться за советами к греческим политикам, которые принадлежали к разным партиям, или установить обычную немецкую практику, которая гласила: пусть административная система работает сама по себе, опираясь на их юридические трактаты. При таких условиях ожидать успеха от регентства не приходилось.

Первой проблемой, с которой столкнулись регенты, было расформирование иррегулярных войск. В конце всякой войны во всех странах имелись «герои»: очень полезные для боевых действий, но крайне раздражающие после того, как наступит мир. Так было в Греции после войны 1832 года (так было и позже после 1897 г.). Заставить мореотов перековать свои мечи на орала было относительно легко, ибо у всех у них имелись дома и земли, к которым они с радостью вернулись; но жилища сулиотов, македонцев, критян и фессалийцев были уничтожены турками. Кроме того, этих людей с детства учили презирать любое занятие, кроме военного. И когда они неожиданно столкнулись с выбором – возвращаться домой или записаться в десяток вновь сформированных егерских батальонов, их положение сделалось отчаянным. Если они подадутся в егеря, то им придется сменить свой национальный костюм на баварскую форму; а если они покинут страну, то их ждут голод или разбойничьи отряды. Многие выбрали второе, и было ужасно видеть, как греческие иррегулярные отряды грабят Арту; немецкие войска разгоняют ветеранов войны за независимость, а молодые баварские офицеры продвигаются по службе быстрее, чем греки и филэллины, шрамы которых были более почетными, чем красивая немецкая форма. Такая политика в отношении военных немедленно породила оппозицию, во главе которой встал Ричард Чёрч, а греки, с радостью приветствовавшие баварских солдат как освободителей их страны от французов, очень быстро начали сравнивать французскую стремительность с баварской медлительностью.

Следующим шагом стало формирование греческого министерства под руководством Трикуписа, историка революции, и разделения королевства Греция на 10 номархий, которые делились на 42 епархии, а те, в свою очередь, на демы. Демархи или майоры назначались королем и могли быть уволены лишь министром внутренних дел, крайне централизованная бюрократическая система, построенная по западному образцу, заменила древние муниципальные свободы греков. То, к чему турки относились с уважением, баварцы, вслед за Каподистрией, стремились уничтожить.