– Мастер, неужели есть что-то, чего ты не знаешь?

Тая настолько искренне удивилась, что мне стало не по себе.

– Тая, многого не знаю, очень многого. Не удивляйся так больше, ты пугаешь меня. Все знает только бог, так, по крайней мере, говорят священники.

– В селе поговаривают, что ты святой, – говорила она, грустно ковыряясь в лошадиной сбруе и на меня не глядя.

Подошел к девушке, обнял сзади и сказал на ушко:

– Тая, ты же знаешь, какой я грешник и какому разнообразному греху тебя учу. – Тая покраснела еще больше, хоть имел в виду не то, о чем она подумала, а дела рабочие. – Что бы ни говорили, ты всегда твердо должна знать – я просто человек и горжусь этим. Не хочу быть святым и никогда им не буду. А теперь показывай, что с этой скотиной делать надо, вдруг еще в жизни пригодится.

До Архангельска доехали уже затемно и втягивались вереницей саней на двор дома Бажениных при свете факелов.

Утром впервые за последние месяцы осознал, что мне никуда не надо торопиться. А Тая не пошла на заутреню – вот это действительно сдвиг. Обозом занимались приказчики Бажениных, и от меня никто ничего не хотел.

Пока светло, пошли погулять по городу. В мой прошлый приезд было не до экскурсий, а посмотреть на старый Архангельск было интересно. Правда, смотреть оказалось особо не на что.

Центром города были гостиный двор, каменная крепость, изломанная вдоль берега Двины на самом кончике мыса Пур-Наволок, к северу от нее, вниз по течению, преобладали иностранные дворы, к югу, вверх по течению, – дворы русские. Самая большая плотность поселения была вокруг гостиного двора, а у стен самого двора амбары лепились вообще стена к стене, непонятно, как только они тут не горят ежегодно.

От гостиного двора до кирхи, считающейся центром иностранных дворов, было метров восемьсот и примерно столько же в другую сторону до сальных ям, то есть пригорода Архангельска. Далее начинали уже заниматься громкими или вонючими делами, с которыми в город не пускали. Получается, что раскинулся Архангельск на два километра вдоль Двины и менее километра вглубь, так как там уже начинались мхи, то есть болота.

Были еще поселения на ближайших островах, в том числе Соломбальская верфь – но в целом городок был крохотный по меркам моего времени. Ездить по нему на лошади или в санях было понтами, если, конечно, товар не везли. А товары везли постоянно. Глядя на суету немногочисленных улиц, казалось, что горожане постоянно перепродают товар друг другу. Груженые сани сновали практически без перерывов. А у гостиного двора, куда мы с Таей неторопливо догуляли за двадцать минут, было вообще столпотворение.

Проведя в свой прошлый приезд в гостином дворе несколько дней, уже неплохо представлял его планировку. Внутри, за стенами, с угловыми и центральными башнями, было два двора: Русский в южной части и Немецкий – в северной. Разделяли дворы проходные стены. По внутреннему периметру стен имелись два этажа складов и кроме этого по всей площади внутренних дворов теснились плотно набитые амбары. Лавки тут были скорее предбанником склада. В общей сложности внутри стен гостиного двора торговало минимум три сотни складов и лавок.

Криков зазывал слышно не было, но гомон стоял постоянный. Народу суетилось много, да еще приходилось постоянно смотреть под ноги, потому что лошадей и результатов их жизнедеятельности было еще больше.

Погуляли по гостиному двору, присматривая что-либо интересное. Все же в Архангельске товары были разнообразными и порой диковинными. Даже мне порой не сразу становилось понятно, для чего нужна та или иная диковина.

Поговорить с приказчиками, в основном русскими даже в иностранных лавках, было интересно. На тупых лакеев, как ожидал, насмотревшись фильмов под старину, они были совершенно не похожи. Считая себя не известной в городе личностью, был удивлен, когда догнавший нас с Таей купец со всей вежливостью и витиеватыми оборотами стал зазывать к себе на ужин. Отказываться невежливо, да и планов у нас никаких не было, так что согласился. И был удивлен еще больше, когда приглашения последовали одно за другим от других купцов, на них со спокойной совестью отвечал, что уже приглашен к Кондрату Пафнутичу. После такого отказа купцы кланялись, обещали свидеться вечером и уходили, как мне показалось, набиваться в гости к Кондрату.

Подошел молодой приказчик с Немецкого двора и настойчиво приглашал зайти к ним, а мы еще и половины Русского двора не обошли. Предстояли многие визиты, поэтому я решил несколько обновить свой гардероб и конечно же гардероб Таи, которого она вообще, считай, не имела. Рассказав ей о планах, ожидал радости от намечающегося шопинга, но Тая опять загрустила.

– Мастер, может, ты без меня к застольям пойдешь? Я же не знаю, как сидеть с ними да разговоры вести, что надеть да как трапезничать. А коль еще немцы с дамами их придут, то меня засмеют. Иди без меня.

– Тая, без тебя ни на какие приемы не пойду. А о чем говорить да как есть, посмотрим на месте. Веришь, сам не ведаю, как тут принято. Что до одежды, ты права, мы оба не знаем, что надо надеть, значит, пойдем немедля к знающим людям.

У ближайшего приказчика выспросил, где найти лучшего портного в гостином дворе, и пошел по указанному направлению. По пути выспросил еще несколько приказчиков, а то знаю я их, отправят не к лучшему, а к родне или деловому партнеру.

В итоге очутились в лавке портного, чье мастерство признавалось разными приказчиками. Портной оказался пожилым, подтянутым дедом с бритой на немецкий манер бородой. Пока такое тут было редкостью. На меня подобрали комплекты от сапог и ботинок до шубы довольно быстро. А с Таей возникла заминка. Повседневный комплект на нее тоже нашелся, и платья нашлись новоманерные. Но дед однозначно настаивал, что даме платье надо шить, и займет это минимум три дня, если доплачу за срочность. Решив, что навороченное платье для женщины – это как новый автомобиль для мужчины, начали с дедом перебирать фасоны и варианты.

Глянцевых журналов еще не изобрели, но акварельных рисунков были целые пачки. Тая не вмешивалась, скромно сидя у двери, но слушала жадно и с горящими глазами.

Как любой творческий процесс, меня захватил азарт поиска и новых решений, результат был уже не столь важен. Дед оказался не менее азартным, и мы начали черкать на чистых листах – что мы берем с одного рисунка, что с другого. Часть моих предложений дед отвел категорически как неприличные, в том числе и короткие юбки. А вот предложение сплошного глубокого декольте посчитал интересным. То есть ногу показать выше туфли тут неприлично, а выставить напоказ неприкрытую грудь вполне прилично.

В итоге нарисовали нечто с пышными юбками снизу и коротким верхом из четырех лепестков, с загнутыми вниз кончиками листьев, раскрывающихся подобно бутону. Плечи, спина и верх груди обнажены, между листьями также будут видны полоски тела до бедер, пупка и копчика соответственно. На цвете остановились бледно-розовом, почти белом, под платье подобрали перчатки до локтя. От парика отказался категорически – прекрасные, смолянисто-черные волосы Таи, если их уложить, всем парикам фору дадут.