Ее спокойный, уравновешенный и благодарный характер и его вечная занятость, полное погружение в профессию, природная неприхотливость и абсолютная некапризность – это все и дало блестящий результат.

К тому же сыграли свою роль и частые Левины командировки – оба успевали соскучиться. Уезжал он надолго – на месяц, на два. Были и зарубежные выезды – уж здесь-то точно полгода, не меньше.

Вроде все сложилось, и все были счастливы.

Ольга, конечно, ценила все это и в минуты тоски повторяла себе, что у нее все прекрасно. Да и на самом деле все было прекрасно, ее судьбе позавидовали бы тысячи женщин. Но – отчего такая тоска, отчего?

Правда, она, к счастью, быстро проходила.

* * *

Вспоминая той ночью прошлую жизнь, Ольга Петровна забеспокоилась – что там задумала ее непутевая сестрица, что у нее в голове? На какое время Муся останется в их жизни? Спросить не спросишь, неловко. А скоро ведь Новый год! Под праздник должен приехать муж – на побывку, как он говорил. Да, в отпуск – на три недели. А потом снова в Индию, в экспедицию.

Но эти три отпускные недели в доме должно быть тихо, спокойно, вкусно. И, главное, надо обойтись без посторонних.

Что делать? Остается надеяться, что к тому времени Муся съедет. Ну не на всю же жизнь она у них поселилась! Придет в себя, отдохнет, оглядится – и в свою жизнь. В конце концов, у нее есть жилплощадь. Да и потом, сколько лет ее не было. Ни письма, ни звонка. И вот нате – явилась! Ворвалась в чужую жизнь – и ничего, как будто так и надо. Муся есть Муся! К ее бесцеремонности и даже наглости все давно привыкли. На первом месте у нее всегда она сама. Только вот Ольга давно от этого отвыкла.

Неужели снова привыкать?

Но мысли подобные она от себя гнала, становилось стыдно. «Бедная, несчастная, одинокая Муся. Сестра. Снова жизнь не сложилась. И что же мне? Жалко куска хлеба? Ночной сорочки и чистого белья? Привыкла в своем теплом и уютном болоте – не дай бог, подует ветерок и кто-то побеспокоит! Ладно, не будем о плохом – в конце концов, до Нового года еще далеко. Все как-нибудь разрешится».

Утром встала проводить Иришку – так было всегда, хотя в последнее время дочка ворчала: мать, как всегда, будет настаивать на горячем завтраке, а есть Иришка по-прежнему не очень любила.

Дочка плескалась в ванной, пока Ольга Петровна хлопотала на кухне: две белые гренки – хлеб сначала вымочила в смеси яйца с молоком, потом пожарила на сливочном масле – Иришка тощая до неприличия. Подумала и положила на тарелку кусок сыра и ветчины – а вдруг? И тут же вздохнула: сейчас начнутся препирания, и дай бог, чтобы дочь съела хоть половину от этого, хоть четверть.

Наконец Ира вышла из ванной – на голове полотенце. Голову надлежало мыть каждый день, непременно. Но здесь Ольга Петровна давно не спорила.

Иришка оглядела накрытый стол, и на ее лице появилась брезгливая и недовольная гримаса.

– Мам! Ну ты, честное слово! Я ж не борец сумо!

Ольга Петровна сделала «большие глаза».

– Ты о чем, Ира? Уйдешь ведь на целый день! Хорошо, если какую-нибудь плюшку в институте схватишь, уж я тебя знаю!

Дочка вздохнула, села за стол и осторожно, словно это был таракан или клоп, двумя пальцами взяла кусок сыра и отломила кусочек гренки. Глотнула какао – поморщилась.

– Мам! Опять один сахар! Я же тебе говорила! – с плаксивой миной сказала она. – Хочешь меня в слона превратить?

Ольга Петровна промолчала, налила себе чаю и села напротив – отслеживать дочкин завтрак.

– Мам! – вдруг сказала та. – А зачем нам, – она кивнула на дверь, – эта Муся?

Ольга Петровна с удивлением посмотрела на дочь.

– В каком смысле – зачем? Ты что, Ир? Она же моя сестра! И кстати, твоя тетка. Человек глубоко несчастный и одинокий. Как ее не приютить? И что, мне надо было ее выгнать на улицу? Ты меня удивляешь, Ира!

– Не на улицу… А вообще – она здесь надолго?

– Этого я не знаю! – резко ответила Ольга Петровна. – И спрашивать, как ты понимаешь, мне не совсем ловко. Придет в себя, отдохнет – и поедет к себе. У нее есть комната. Уедет! – подтвердила уже не очень уверенно Ольга Петровна. – Ну не навеки же она здесь останется? – Голосу своему она старалась придать беззаботность, однако получилось тоскливо.

– А-а! – протянула Иришка. – Ну хорошо!

– А что, она тебе так активно не нравится? – вдруг спросила Ольга Петровна.

– Нравится – не нравится, какая разница, если ненадолго. А вообще, конечно, – она чуть нагнулась и заговорила шепотом, – если честно, не очень нравится, мам! Какая-то она… – Дочь замолчала, задумавшись. – Вульгарная, что ли? Хотя какое-то дурацкое слово, из прошлой жизни! И еще – от нее веет чем-то, – Иришка задумалась, – чем-то опасным! Ну, мне так кажется.

Ольга Петровна вздохнула:

– Какая есть! Она ведь родственница, сестра. Несчастный и одинокий человек. В общем, Ира, будем… терпеть. Да! И еще, – Ольга Петровна понизила голос и оглянулась на дверь, – ты бабуле пока не говори, а? Ну, в смысле, про Мусю.

Иришка убежала, так и не поймав материнский наказ:

– Платок на голову, Ира! Уже прохладно!

Хлопнула дверь лифта, затем подъезда, и Ольга Петровна присела на стул. Это чувство ей было знакомо – оцепенение. Так было всегда, когда за ними – мужем и дочерью – захлопывалась дверь и она оставалась одна. Просидеть так она могла и пятнадцать минут, и полчаса, и даже час. Потом брала себя в руки, заставляла встать и начать день. В эти минуты она ни о чем не думала, словно дремала. Может, отдыхала перед хлопотным днем? Как-то подумала: «А если б работала? Бежала бы сейчас по лужам, по снегу к автобусу. Торопилась. Боялась бы опоздать, сломать каблук, не успеть вскочить в автобус, в вагон метро. Бежала бы потом до работы. После работы бежала бы снова – булочная, кефир, автобус, метро. Снова автобус. Ужин, стирка, дочкины уроки. Господи боже мой! Я же счастливая женщина!»

И она поднимала себя со стула и принималась за дела. А дел, как известно, мало не бывает – в смысле, дел женских, домашних.

Потом хлопоты закручивали ее, заморачивали и времени на раздумья не оставляли. Пока все переделаешь… Еще и магазин, химчистка, прачечная. Ремонт обуви. Платежи всякие. Поездка к маме. Аптека. Два раза в неделю – рынок.

Изредка удавалось прилечь днем – «по-любимому», с книжечкой.

Вот и сейчас вспомнила, что в доме гостья. Наверняка будет спать до обеда – Муся была не из ранних пташек.

Ольга Петровна прикрыла на кухне дверь и принялась варить, печь, жарить.

Гостья вышла и вправду почти к обеду – на часах было половина второго. Застыла на пороге в ночной сорочке и Иришкиных тапках, широко зевая.

– Как спалось? – приветливо улыбнулась хозяйка.

– Нормально. Я всегда сплю хорошо. – И она засмеялась.