— Пусть будет «Чародейство». — Он снова становитсяделовитым. — С табличкой нужно поторопиться. Мы и так, боюсь...

Я киваю, закрываю глаза и мысленно представляю себетабличку. Шепотом спрашиваю:

— Как написать: «Неизвестный художник» или «Авторнеизвестен»?

— Все равно, — нетерпеливо отвечает Деймен.

Я выбирают «Неизвестный художник» — по-моему, это лучшезвучит. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть поближе результат.

— Ну, как по-твоему?

— По-моему, нам пора бежать!

Он хватает меня за руку и чуть ли не волоком тащит за собой.Мы движемся так быстро, что мои ноги не касаются земли. Промчавшись по длиннойанфиладе залов, одним махом проскакиваем лестницу. Впереди уже виднеетсявходная дверь. Вдруг повсюду включаются лампы и раздается сигнал тревоги.

— Ой, мамочки! — кричу я.

От страха перехватывает горло. Деймен еще прибавляетскорость. Задыхаясь, говорит на бегу:

— Я не думал задерживаться так надолго... Я... не знал... Мыдобегаем до главного входа, и точно в этот миг сверху спускается стальнаярешетка.

Я оборачиваюсь к Деймену. Сердце едва не выскакивает изгруди, кожа скользкая от пота, а сзади уже слышны крики и топот. Я молча стоюрядом с Дейменом, не в силах двинуться с места или хотя бы закричать. ГлазаДеймена закрыты, он предельно сосредоточен. Пытается снова отключить сложнуюохранную систему.

Поздно! Они уже здесь.

Я покорно вскидываю руки вверх, и тут стальная решеткаподнимается. Деймен выдергивает меня за дверь, и я представила, что перемещаюсьв Летнюю страну.

А Деймен представил, что мы с ним сидим в его машине испокойно едем домой.

В результате мы приземлились посреди оживленного шоссе.Проносящиеся мимо автомобили оглушительно гудят и еле успевают нас объехать. Мыпоскорее вскакиваем на ноги и бросаемся к обочине. Там переводим дух иосматриваемся, пытаясь понять, где же мы.

— По-моему, это не Летняя страна, — говорю я, покосившись наДеймена.

Он хохочет так заразительно, что я тоже не могу сохранить серьезныйвид. И вот мы с ним на обочине неведомого шоссе, окруженные кучами мусора, еледержимся на ногах от смеха.

— Вот это называется — вырвались из колеи! — задыхаетсяДеймен, сгибаясь пополам.

— У меня чуть разрыв сердца не случился, когда эта решетка...Я думала — все, конец... — С трудом отдышавшись, качаю головой.

— Эй, ты что? — Деймен притягивает меня к себе. — Я жеобещал, что ничего плохого с тобой не случится!

Я помню его слова, но, к сожалению, последние несколькоминут слишком ярко отпечатались в моей памяти.

— Хорошо бы сейчас машину... Как ты думаешь?

Деймен закрывает глаза и перемещает свой «БМВ» оттуда —сюда. А может, материализует новый, трудно сказать. С виду они одинаковые.

— Можешь себе представить, что подумали охранники, когдасначала исчезли мы, а потом еще и машина? — Он открывает дверцу и вдругспохватывается: — Видеокамеры!

Закрывает глаза и стирает запись в видеокамерах системыбезопасности.

Потом выводит машину на шоссе, встраиваясь в общий потоктранспорта. На губах Деймена играет счастливая улыбка. Да он наслаждается всемпроисходящим! Даже работа над картиной не доставила ему такого удовольствия,как несколько минут опасности.

— Давно мне не приходилось действовать на пределе своихспособностей! — Он оборачивается ко мне. — Знаешь, отчасти и ты виновата. Вконце концов, это ты меня уговорила задержаться.

Я смотрю на Деймена, вглядываюсь в его лицо. И пусть у менясердце все еще колотится, я слишком давно не видела Деймена таким... Такимсчастливым, таким беспечным, таким... опасным. Таким, каким я его когда-тополюбила.

— И что дальше? — Он лавирует между другими автомобилями, аладонь его лежит у меня на колене.

— Ну-у... домой?

Что еще можно предложить после такого приключения?

А он явно настроен развлекаться дальше.

— Ты уверена? Можно еще погулять. Я не хочу, чтобы тебеопять стало скучно.

— Я, кажется, недооценивала скуку, — смеюсь я. — Пожалуй,поскучать иногда тоже неплохо.

Деймен кивает, наклоняется ко мне и касается губами щеки,чуть не врезавшись при этом в идущую за нами «Эскаладу».

Я смеюсь, отпихивая его на водительское сиденье.

— Ты что! Мало мы сегодня испытывали судьбу?

— Как скажешь.

Он улыбается, сжимая мою коленку, и выруливает на дорогу,ведущую к дому.

Я-то надеялась, когда Муньос явится за Сабиной, меня уже небудет дома — а вышло так, что, подъезжая к крыльцу, я замечаю его машину взеркале заднего вида.

Раньше явился.

На целых десять минут, между прочим.

Те самые десять минут, за которые я рассчитывала забежатьдомой и переодеться во что-нибудь темненькое, и умчаться к Хейвен, на поминкипо Амулетику.

— Эвер? — Историк выбирается из серебристой «тойоты приус»,позвякивая ключами. — Что ты здесь делаешь?

Он приближается, чуть наклонив голову и окутывая меняблагоуханием лосьона «Акс».

Я забрасываю школьную сумку на плечо и несколько громченеобходимого хлопаю дверцей.

— Забавно. Вообще-то я здесь живу.

Учитель замирает. Его лицо совершенно неподвижно, я дажеподумала — он не расслышал.

Нет, расслышал. Встряхивает головой и переспрашивает:

— Ты здесь живешь?

Я киваю. Ничего больше не буду объяснять!

— Но...

Историк окидывает взглядом каменный фасад, парадное крыльцо,аккуратно подстриженную лужайку, клумбы только что распустившихся цветов.

— Разве это не дом Сабины?

Я молчу. Большое искушение ответить: нет, этот типичный дляЛагуна-Бич особняк в ложнотосканском стиле вовсе не дом Сабины. Мистер Муньос,видно, ошибся и нечаянно пришел ко мне домой.

Я уже собираюсь так и сделать, и тут подъезжает моя тетя.Что-то уж слишком радостно выпрыгивает из машины.

— Ах, Пол! Прости, я опоздала. В конторе сегодня былсумасшедший дом. Только я соберусь уходить — и каждый раз что-нибудьзадерживает.

Сабина смотрит на него чересчур кокетливо для первогосвидания.

— Одну минутку подожди, я сбегаю переоденусь, и мы поедем. Ябыстро!

Пол? И на «ты»?