что тогда? Конечно, гетману Жолкевскому никогда не поздно перейти на сторону короля. Сигизмунд умом не силен. Ему ли разобраться в тонкостях политической игры, в которой так искушен уже опытный воин Жолкевский? А за поддержку ко- родя в критическую минуту (понятно, если сила будет на стороне короля, — выбрать такую минуту не требует особого искусства!), за такую поддержку кто бы пожалел дать Станиславу коронное гетманство, а может быть и канцлерство…

— Чудное, пан Янек, затеваешь, — уже вслух продолжал он думать. — То ты за Сигизмунда Вазу легкомысленно становишься под пули и сабли эрцгерцога Максимилиана, а то противоречишь королю даже в мелочах, касающихся устава веры и брака… Чудачество, пан канцлер… сбивчивая политика.

В штабе на Буге Жолкевскому спешно доложили про каких-то подозрительных людей, которые шатаются по дорогам прикордонья.

— Кто ж это установил, что они подозрительные?

— Хорунжий узнал среди них одного из низовых старшин…

Жолкевский принужденно усмехнулся, махнул рукою.

— Да вы, пан полковник, стареете, низовых изменников пугаетесь. Ведь и Наливайко, этот лотр Острожских, где-то тут за Буг прошел. Сколько всякого народа тут шатается! Бездельники…

— С разрешения пана гетмана позволю себе напомнить..

— А что напоминать? Если зверь страшный, его убивают. Вас я оставил здесь начальником, пан полковник, вы и должны были выяснить.

— Позволю себе напомнить Станислава Хлопицкого.

Жолкевский резко обернулся и окинул низкорослую фигуру полковника недоверчивым взглядом.

— Хлопицкий? Здесь (вертелся Хлопицкий? Изменник, который службу Баторию предал за турецкое золото, а теперь перешел в подданство к Рудольфу.

— Это вам лучше известно, пан гетман. Но я рад, что вам удалось вспомнить Хлопицкого. Именно его с каким-то немцем и евреем хорунжий встретил в Прилуках.

«Нет сомнения, это шпион Рудольфа. Пронюхал, что корона отправляет свои кварцяные войска на помощь молдавскому господарю. Выходит, известны Рудольфу планы Замойского превратить всю Валахию в покорные кресы короны польской. Так, так! Шпионы императора почти в штабе коронных войск…»

— Почему ж не поймали? Где тот бездарный вояка, что видел и не…

— Еще не поздно, ваша мощь. Хорунжий встретил их вчера и только что сам прибыл с этим донесением Если пожелаете…

— Пожелаю!.. Немедленно прикажите схватить и… чтоб никому ни слова об этом.

— В точности исполню, ваша мощь. Скоро люди вернутся с арестованными.

Жолкевский сгоряча хотел было разжаловать нерасторопного хорунжего. Но стоит ли? Не оберешься стыда, если, эти шпионы вдруг окажутся самыми обыкновенными бродягами. Разве мало таких бродяг встретил сам гетман на своем пути в Польшу и обратно? Даже в селах, почти на глазах у гетмана, они дерзко собираются и. говорят все, что взбредет им в их хлопские головы. Этот Наливайко окончательно развратил раба-посполитого. Старосты доносят из городов, что Украина начинена не только слухами, но и вооруженными отрядами. Восстают против своих панов-помещиков с именем Наливайко на устах. Приднепровский Кампанелла!.. Бросил клич: бей пана! И охотников сколько хочешь. Грабят наши имения, уничтожают грамоты на привилегии, угрожают шляхте равенством…

— Равенство, пся крев…

В тот же день осмотрел новые окопы, съездил на Буг, где нашли тайный брод. Проезжая дубовый лес, он то и дело оглядывался совсем не как хозяин, будто не он, Жолкевский, ловит, будто сам должен прятаться, чтоб не быть пойманным из-за кустов. Столетние дубы превращались в смельчака Наливайко, а гибкие березы, казалось, смеялись гетману вслед, тая за собой грозные для гетманского счастья тайны.

Медленным летним вечером Жолкевский вернулся в штаб и заметил необычайное оживление среди охраны. К воротам были привязаны оседланные кони.

От них несло привычным для воина запахом конского пота. В дверях Жолкевский столкнулся с полковником.

— Ну, какие новости? — спросил гетман, будто только что вспомнил об утреннем разговоре.

— Привели всех троих, ваша милость.

— Хлопицкий?

— Только что привели. Видел только иудея.

Гетман, обойдя полковника, вошел в хату, где уже мигали каганцы.

В воображении гетмана возникло лисье лицо запорожского пройдохи, которому фортуна так улыбалась в жизни. От скрытой радости стиснуло дыхание. Хлопицкий в руках Станислава Жолкевского может принести куда более ощутимые блага, чем на воле. Если даже король или Замойский и поскупятся заплатить за этот улов, то уж сам Хлопицкий или рассудительный император Рудольф не задумается тряхнуть мошной.

На скамье в ряд сидели трое. Тот, что поместился под самыми образами, был моложе всех; другие двое годились ему чуть ли не в отцы.

Юноша сидел, уставив глаза в землю, словно там собирался увидеть свою судьбу. На нем была дорогая, как у барского слуги, одежда, но помятая и запачканная, сафьяновые сапоги. Из-под расстегнутого кунтуша с полинялым воротником красного плиса выглядывала белая сорочка, разодранная вдоль пазухи. На шее краснел след от волосяного татарского аркана, на котором парня привели в штаб.

Два его соседа были одеты в заплатанную крестьянскую одежду. «Переоделись», — подумал Жолкевский. Оба смело, совсем без тревоги и даже вызывающе посмотрели, когда в дверь вошел гетман.

Хлопицкого среди них не было, сердце екнуло. Перед ним — дешевый, никчемный товар. Жолкевский больше по инерции, чем из любопытства, подошел к младшему.

— Кто? — гаркнул, не соразмерив голос, хотя на язык просился другой вопрос: «Почему ты не Хлопицкий пся крев?».

Гетмана точила злоба: поймать этакого слизняка вместо Хлопицкого! А парню показалось, что свирепый гетман вот-вот раздавит его, как жабу в болоте. Жолкевский заметил, как задвигались у парня связанные руки, и невольно схватился за саблю.

— Кто ты, спрашиваю?

— Вашей вельможности арестант, проше пана. Прикажете ножку поцеловать, вельможный?..

Парень поднял на Жолкевского глаза, и гетман, узнав его, отскочил как ужаленный:

— Га? Слуга Замойского? На границе?! Что это значит, пся крев?

Парень вызывающе смотрел в глаза свирепому гетману и только в ответ на его оскорбительную брань встал со скамьи. Жолкевский отступил за стол, оглянулся на полковника, на хорунжего, забрызганного грязью и мокрого от пота. Хорунжий, выступив на выручку гетмана, пояснил:

— Поймали под Прилукою, ясновельможный пан гетман. Письмо нашли при нем, вот оно.

Жолкевский взял письмо. Парень шагнул к гетману и совершенно спокойно попросил:

— Прикажите, милостивый пан гетман, развязать мне руки. Ведь я дал слово не отдавать этого письма, а у связанного и дурак вырвет…

— Что?!

Хорунжий толкнул парня на скамью, за что и получил одобрительный взгляд гетмана. Гетман теперь был даже доволен своей сдержанностью: этот хорунжий вовсе не заслуживает разжалования и бесчестья. Совсем миролюбиво сказал:

— Чужестранцы ваши оказались обыкновенными хлопами.

— Верно, ваша милость… Однако осмелюсь доложить, что и чужестранцы действительно были. Они сбежали на Низ. А эти двое при парне назвали себя литовскими крестьянами. На деле же узнали мы другими путями, что