– Мне тоже всегда бывает обидно, – сказала Катя потому, что Клеопатра Деонисовна обращалась только к ней, – когда в нее плюют!

– Может быть, – робко предположил Стоцкий, усаживаясь за стол, – вернемся к деньгам? Все-таки десять миллионов рублей не иголка в стоге сена.

– Десять миллионов рублей? – внезапно оторвалась от грустных мыслей о меркантильности мужчин Клеопатра Деонисовна. – Там была такая большая сумма? Надо же, а я не посчитала.

– Была?! – трагически прокричал Стоцкий, хватаясь за сердце.

– Мы должны принимать удары судьбы, – тетя снова обратилась к Катерине, – с высоко поднятым забралом, детка!

– Меня посадят, – простонал в это время банкир.

– А ты не воруй, – хмыкнул Туровский.

– Где-то я это уже слышала, – нахмурилась Клеопатра Деонисовна.

– Кинокомедия одна старая, там...

– У нас трагедия! – простонал Стоцкий.

– Никакой трагедии нет, молодой человек, – высокомерно заявила ему тетя. – Я вырву с корнем из своего сердца всякие воспоминания о нем.

– О моем мешке? – не унимался банкир.

– Что вы пристали ко мне с этим мешком?! – возмутилась Клеопатра Деонисовна. – Это так важно? – Племянник кивнул. – Хорошо, если это важнее моей растоптанной души и его преступных намерений, слушайте. Я не могла оставить деньги на виду у всех!

– Я же просил не заглядывать в мешок, – тихо, с укором напомнил Туровский.

– Настоящую женщину об этом можно даже не просить, – усмехнулась Клеопатра Деонисовна. – Я сразу проверила его содержимое. Безусловно, тот факт, что мой племянник совершил настоящий мужской поступок и ограбил банк, чрезвычайно приятен. Тем не менее от денег пришлось избавиться...

– Куда вы их дели?! – не выдержал Стоцкий, нервно подпрыгивая.

– Выбросила на помойку!

Рассказанная Клеопатрой Деонисовной в двух словах история показалась совершенно неправдоподобной! Она проверила содержимое мешка, промучилась весь день, после чего переложила их в спортивную сумку и отнесла в ближайший мусорный бак. Стоцкий сорвался с места и побежал к помойке. Воскресенский, чувствуя во всем этом свою вину, побежал следом за ним. Туровский, прежде чем уйти, осторожно спросил, в какой именно мусорный бак тетушка положила миллионы.

– В ближайший к подъезду или самый дальний, я забыла, – резко ответила она ему. – Бегите, мальчики, наши коммунальщики очистят контейнеры только после праздников. Дерзайте! Как я над ними пошутила?

Катерина непонимающе поглядела на повеселевшую Клеопатру Деонисовну.

– Неужели ты, деточка, думаешь, что я и правда могла выбросить деньги? Ах, если бы я была такой твердой и неуступчивой, он меня никогда бы не зацепил!

– Так они там ищут то, чего нет?!

– Иди, милочка, на второй этаж и принеси сумку из-под моей кровати. В ней, как говорит господин Стоцкий, десять миллионов. Осторожно, она тяжелая.

– Я знаю.

Она протянула Кате ключ от двери, выключила свет и принялась смотреть, как трое прилично одетых, холеных, ухоженных, пахнувших дорогим парфюмом мужчин рьяно роются в мусорных баках возле дома.

– Ищи, сыщик, – хихикнула она, глядя на родного племянника, с головой окунувшегося в подмороженные очистки.

Через полчаса троица вернулась. Выглядели они потрепанными, неухоженными и безумно огорченными.

– Денег нет, – тяжело дыша, произнес Стоцкий. – Какому-то бомжу сильно повезло.

– Денег нет, – повторил за ним Андрей и с настороженным сомнением поглядел на родственницу. – Что? Там их не было! За что?! За что, тетя?!

– За хамство и невнимание к моей скромной персоне. За вранье с сигаретами и алкоголем. За то, что не выслушали меня. – Она носком туфли подпихнула к банкиру стоявшую рядом спортивную сумку. – Я еще не сошла с ума, чтобы выбрасывать миллионы в мусорку. Как вы могли обо мне так подумать?

– Прости, тетя, – пламенно сказал Туровский, хватая сумку и подходя с ней к дивану.

– Если они там, – простонал Стоцкий, потянувшийся за ним, – я готов вынести целую дюжину ваших дурацких шуток! Извините, Клеопатра Деонисовна... О! А! Ух...

Мужчины уставились на пачки купюр с явным облегчением. Сидевшая за столом Катерина вытянула шею, боясь покинуть свое место и оказаться в оппозиции к хозяйке.

– Теперь вы довольны, – поинтересовалась тетя, – и готовы меня выслушать дальше?!

Туровский кивнул, двигая сумку с миллионами Стоцкому. Тот принялся вынимать пачки и нежно их пересчитывать. Олег напрягся. Только сейчас он почувствовал, что услышит нечто важное.

– Или нет, – поджала губы Клеопатра Деонисовна, – лучше я вам это покажу.

Она прошла к выключателю и погасила в гостиной свет. Стоцкий слабо пискнул, но спорить не решился. Клеопатра Деонисовна подошла к окну и отдернула плотные шторы. Через окно тут же проник тусклый свет уличных фонарей, освещающих хоровод снежинок.

– Что? – пробормотал Андрей. – Что мы должны увидеть?

– Смотрите на воеводу и саблю! – приказала тетя.

Андрей перевел взгляд на стену. Действительно, мистика продолжилась в отдельно взятой гостиной одного старинного дома. С картины подмигивал Мороз-воевода, рядом висевшая сабля двоилась, перемещалась, причем все это происходило поочередно: сначала подмигивал воевода, затем двоилась сабля. Туровский встал и прошел к окну. Он спиной закрыл часть оконного проема. Воевода с саблей притихли. Андрей отошел, мистические явления продолжились.

– Понятно, – процедил сыщик, – визуальный эффект, оптический обман или что-то в этом роде. Кто живет в доме напротив?!

Клеопатра Деонисовна, вздохнув, задернула шторы и включила свет. Она больше не казалась расстроенной. По всему было видно, что пожилая дама сумела взять себя в руки, теперь ее, как всякую нормальную, но обманутую женщину, занимала мысль о мщении.

– В доме напротив проживает Анатолий Сергеевич Пушкин. На самом деле, детка, его настоящая фамилия была Пупкин, но он ее поменял, кретин, решив, что «Пушкин» звучит благозвучнее. Сколько не меняй форму, содержание остается прежним.

– Согласна с вами, – кивнула Катя. – Я вот тоже покрасилась в брюнетку зря. Олег меня все равно нашел. Я снова не о том?

Туровский метался по комнате, как лев, загнанный в клетку. Когда он вышагивал туда-сюда, обычно думал. Хождение весьма способствовало мыслительному процессу. Остальные сидели молча и наблюдали за ним. Клеопатра Деонисовна, которой наконец-то удалось донести свою мысль до племянника, была чрезвычайно довольной.

– Я предлагаю его кастрировать, – мстительно сказала она.

– Пять миллионов двести тысяч... как жестоко! – не поднимая головы от пачек, разложенных на диване, сказал Стоцкий.