— Э — хе — хе… Куда мне в мои — то годы по крепостям лазить. Иной раз на крепостную девку заберешься, а уж зачем не помнишь!

Все рассмеялись. А Ржевский громче всех: свои взятия крепостных девок он помнил с отрочества.

В Кремле раздался благовест к вечерне.

— Под такой звон и помереть любо, — вздохнул какой — то малый с рябым лицом.

Горожане с чувством перекрестились.

Французы пришли со стороны Воздвиженки. Они двигались четкими, конными и пешими колоннами, под звуки марша, с победно распущенными знаменами. Вскоре все пространство на подходах к Кремлю посинело от их мундиров.

Увидев, что кремлевские ворота завалены бревнами и тесовыми щитами, французы развернули на площади несколько орудий.

К воротам быстро направился отряд пеших гвардейцев во главе с долговязым офицером.

— Эх, братцы, — с досадой произнес Ржевский, наблюдая за неприятелем, — не видать нам Бонапарта как своих ушей. Струсил он сюда первым сунуться.

— Поди, почуял, собачий сын, что встречать будут порохом, — сказал старик с екатерининским ружьем.

— Щас как пальну… — осклабился рябой малый, прилаживая щеку к прикладу.

— Погоди пока приблизятся, — сказал поручик.

Но тот уже спустил курок. За ним выстрелили и остальные.

Французы побежали назад. Один из гвардейцев заметно припадал на ногу.

— Ага, зацепил поганца! — радовался рябой малый; другие тоже счастливо смеялись.

— Эх, говорил же обождать, — цыкнул с досады Ржевский.

Он выстрелил вслед долговязому офицеру.

Француз упал.

Горожане восторженно загоготали, но тут офицер вскочил и, держась за ухо, пустился догонять своих солдат.

— Подпустили бы поближе, ей — богу, убил бы, — сплюнул Ржевский.

— Ничего, ваше благородие, авось, в другой раз не промажете, — сказал розовощекий мужик с подбитым глазом.

Разгоряченные первым выстрелами, горожане неловко и торопливо перезаряжали ружья.

Тем временем французы нацелили на защитников Кремля свои пушки и дали залп.

— Летит! — истошно крикнул кто — то.

Раздался страшный грохот, земля под ногами вздыбилась, и все окутало дымом.

Ржевского взрывной волной отбросило на несколько метров в сторону. Когда он поднялся на ноги, вокруг, осыпанные землей и пылью, лежали убитые и раненные. Его конь, привязанный поодаль, был убит наповал.

В небе, испуганно крича, кружила стая ворон.

Голова поручика раскалывалась, в ушах звенело, в носу стоял запах пороха.

Два человека пробежали мимо него и вдоль ворот бросились к Знаменке.

Ржевский кинулся следом…

Завоеватели бодрыми колоннами входили в Москву, разбредаясь по опустевшим домам. Не успев толком пообедать, они уже начали рыскать по городу в поисках добычи.

…На Маросейке из одного из домов вышел французский капрал. Это был мужчина лет сорока, невысокого роста, щуплый и с тоненькими усиками. На спине он тащил мешок, который, казалось, был вдвое больше его самого.

Весело вышагивая по мостовой, капрал вдруг нос к носу столкнулся с русским офицером, выбежавшим ему навстречу из — за поворота.

— Мундир не жмет, любезный? — поинтересовался незнакомец по — французски.

Капрал в удивлении попятился. Но потом решил, что вряд ли стоит опасаться какого — то пьяного гусара, вероятно, отставшего от кутузовской армии.

— Бонжур, месье, — сказал он. — Как я могу отсюда попасть на Арбат?

— Только вперед ногами!

Глаза капрала отчаянно забегали. Он вспомнил, что забыл в ограбленном доме свое ружье.

— Французы добрые ребята, месье, — сказал он, выудив из мешка большую скомканную тряпку. — Позвольте подарить вам этот пуховый платок.

— Им тебе повяжут челюсть! — гаркнул незнакомец.

Капрал, испуганно отшатнувшись, извлек на свет янтарную табакерку.

— Изволите нюхать табак?

— Я и сам тебе дам прикурить. — Гусар выхватил саблю: — А-ну, снимай мундир! Порррублю!!

— Месье желает половину? — взвизгнул капрал, отступая и прикрываясь мешком.

— К черту! Раздевайся до исподнего.

— Это грабеж, месье!

— Чья бы корова мычала…

И тогда капрал с отчаянным воплем выдернул из мешка огромный бронзовый кандилябр, вооружившись им как шпагой.

— Французы храбрые ребята, месье!

— Отлично-с! — воскликнул русский офицер. — И свечу за упокой поставим!

Он сделал резкий выпад. Француз едва увернулся, прикрывшись мешком как щитом.

— За Отца, и Сына, и Святого Духа! — приговаривал гусар, нанося один удар за другим.

Искры от кандилябра летели во все стороны.

Мешок капрала был одним махом вспорот, и оттуда дождем посыпались женские украшения, посуда и разноцветное тряпье.

— Каков улов! — присвистнул гусар. — Для жены спер или для тещи?

— Для любовницы, — огрызнулся капрал.

— Старьевщик ты, а не унтер — офицер!

Француз, бросив разодранный мешок, выхватил из ножен ружейный штык. Русский на это только хмыкнул.

— Дай — ка я тебя побрею, брат мусье, — говорил он, шмелем кружа вокруг противника. — На небеса небритых не берут.

Капрал отчаянно отмахивался обеими руками, но не мог задеть соперника ни штыком, ни кандилябром. И тут сабля гусара застряла между скрещенными кандилябром и штыком. Какое — то время противники топтались на месте, не в силах расцепиться.

— Отдай клинок, любезный! — рявкнул русский офицер. — Пупок развяжется!

— Не отдам! А — а — а! — в отчаянии завопил француз и, изловчившись, схватился обеими руками за рукоять его сабли.

Гусар тут же залепил ему сапогом в ту часть тела, о которой иным барышням знать не след.

Глаза капрала вылезли из орбит, и, сделав два глубоких вздоха, он свалился без чувств.

— Финита ля комедия, — сказал поручик Ржевский, проворно облачаясь в капральскую одежду.

Французский мундир оказался мал: рукава были коротки, грудь теснило, штаны трещали, кивер едва сидел на макушке, а башмаки вообще не лезли, так что пришлось остаться в своих сапогах.

Под одиноким тополем тихонько скулил очнувшийся капрал.

— Да-а, не повезло твоей любовнице, — усмехнулся Ржевский и, спокойно переступив через него, пошел своей дорогой.

Глава 43. Немецкие шпоры

Ржевский быстро шел по мостовой, оглядываясь по сторонам. Его путь лежал на Поварскую, к дому прокурорши, с которой он в свое время де — факто имел отношения, де — юре именуемые адюльтером. Он предполагал пожить у нее некоторое время на правах друга семьи, дожидаясь, пока Наполеон обоснуется в городе и можно будет осуществить свой дерзкий план.

Улицы были унылы и почти безлюдны.

Дворы домов и лавки все были заперты; двери кабаков, напротив, широко распахнуты, откуда на улицу неслось хмельное русское пение вперемешку с ленивой бранью и шумом пьяных драк.

Редкие прохожие настороженно косились на Ржевского, принимая по мундиру за француза.

За углом соседнего дома внимание поручика привлекла барышня в фиолетовом платье. Низко наклонившись, к нему задом, она поправляла пряжку на своем башмачке.

«Черт возьми, каков соблазн! — сказал себе Ржевский, стремительно развернувшись на каблуках. — На прокурорше, чай, свет клином не сошелся».