Начиная со второго крестового похода вопрос греховности стал лишь актуальнее: каждый раз пропаганде нужно было объяснять пастве, откуда взялись неудачи на Востоке, предшествовавшие очередному походу. Именно поэтому с этого времени греховность прочно закрепляется в пропаганде и становится стандартным объяснением, почему неудачи происходят, несмотря на то что в теории Бог поддерживает крестоносцев.

Единственное: источники не солидарны между собой в вопросе, являются ли они следствием грехов всего христианского мира или франков, обосновавшихся в государствах Латинского Востока. Предсказуемо, что в булле Quantum predecessores (1145) папа Евгений III видит причины падения Эдессы в грехах. При этом папа уточняет, что имеются в виду как наши грехи, так и грехи жителей самой Эдессы (nunc autem nostris et ipsius populi peccatis exigentibus… Edessa civitas… capta est)[483]. Формулировку перенимает в пиьсме всем верующим Александр III (1165), который повествует как о падении Эдессы, так и о новой угрозе теперь уже для Антиохии и Иерусалима, но говорит уже лишь о грехах населения Эдессы (ipsius populi peccatis exigentibus… Edessa civitas… capta est)[484]. Впрочем, в своем послании всем верующим за 1181 г. Cor nostrum он уже не уточняет, за чьи именно грехи у Иерусалимского королевства снова возникли проблемы, и говорит лишь peccatis exigentibus[485]. Святой Бернар накануне второго крестового похода трактует неудачи государств крестоносцев как «следствие совершенных нами грехов» (peccatis nostris exigentibus)[486], причем именно «наших», т. е., возможно, имея в виду греховность всего западнохристианского мира. В письме архиепископа Кентерберийского духовенству за 1185 г. проблемы Святой земли также выдаются за следствия «нашей» греховности (peccatis enim nostris exigentibus)[487]. Приписывание неудач «нашей» греховности не является удивительным: поскольку Иерусалим имел величайшее значение для всего христианства, его потеря или перспектива потери могла быть наказанием не только за грехи жителей Палестины, но и всего христианского мира.

В булле Audita tremendi, адресованной всем верующим, успехи Саладина и тяжелые поражения 1187 г., естественно, снова объясняются греховностью. Папа Григорий VIII пишет: «мы не должны думать, что все это происходит из несправедливости судьи, поражающего нас, но из нечестивости греховного народа» (nos autem credere non debemus quod ex iniustitia iudicis ferientis, sed ex iniquitate potius populi delinquentis, ista provenerunt)[488]. В другом фрагменте буллы делаются уточнения насчет принадлежности грехов: там говорится, что, дабы не потерять земли, еще остающиеся в руках христиан, нужно осознать грех обитателей Святой земли, а также всего христианского народа (non solum ресcatum habitatorum illius, sed et nostrum et totius populi Christiani debemus attendere et vereri, ne quod reliquum est illius terre depereat)[489]. В другом своем письме, адресованном всем верующим и дошедшем до нас в составе хроники «О походе датчан в Святую землю», папа Григорий говорит, что захват Иерусалима является божественным наказанием за греховность всего христианского мира: «Всеобщая греховность всецело заслужила бичевания настолько, что многократно упоминаемый святой город, укрепления которого были разрушены, святые помещения осквернены, а жители были уведены в плен и на смерть, находится во владении нечистых народов, и никто не оказывает сопротивления»[490]. Иннокентий III в письме архиепископам и епископам Англии (1201), сохранившемся в составе хроники Роджера Ховеденского, пишет, что «Господь захотел путем оккупации иерусалимской провинции наказать нас так за наши проступки» (voluit Dominus in occupatione Ierosolimitane provincie punire sic nostros excessus)[491]. Похоже, подразумевается, что речь идет обо всем христианстве, а не о населении Палестины в частности. Он же в письме к французскому королю Филиппу II Августу (1199), отправленном затем и английскому королю, говорит о необходимости помощи Святой земле, которая практически вся потеряна ввиду совершенных грехов (fere nunc tota peccatis exigentibus est viris et viribus spoliât a)[492], без уточнения, чьих именно.

Греховностью объясняется и потеря Дамиетты после пятого крестового похода. В письме австрийскому герцогу Леопольду VI (1223) папа Гонорий III описывает, как у крестоносцев все шло хорошо, пока они не возгордились, думая, что «это их выдающаяся рука, а не Бог сделали все это» (fatue cogitantes quod manus eorum excelsa et non Deus omnia hec fecisset), и тогда Бог оставил их[493]. Как описывалось выше, на протяжении всей крестоносной эпопеи в источниках разного плана присутствовала мысль о том, что крестоносцы сами по себе ни на что не способны, и все успехи являются заслугой исключительно божественного вмешательства. В одном из предписаний проповеди крестового похода папа Урбан IV (1263) пишет, что не нужно злить Бога, который может отвернуться в ответ на неблагодарность (ne redemptor noster… ingratitudinis vitio redemptos laborare comperiens, ab eis faciem iratus avertat, eosque velut indignos paterna gratia derelinquat)[494]. После этой фразы папа напоминает: мы не должны забывать все, что Христос сделал для нас во время своей земной жизни. Так, аргумент перекликается здесь с вышеописанной идеей о «долге» перед Богом.

Идея о пагубном влиянии греховности крестоносцев на ход событий встречается и в хронографии различных походов, опять же, без солидарности о том, в чьих именно грехах дело. Оттон Фрейзингенский, написавший свою хронику «Деяния Фридриха» в 1157/58 г., объясняет плачевный исход участия императора во втором крестовом походе «совершенными нами грехами» без дальнейших уточнений (peccatis nostris exigentibus)[495]. Аналогичным образом объясняет неудачи христиан и успехи Саладина хроника об экспедиции датчан после третьего крестового похода (ок. 1200 г.) (peccatis nostris exigentibus), не делая уточнений[496]. Во вступлении к Itinerarium Peregrinorum хронист говорит о том, что несчастья, связанные с завоеваниями Саладина, связаны с общей греховностью Запада (aggravata est manus Domini super populum suum)[497]. Причем подчеркивается, что населению Сирии была характерна особая греховность, в результате чего оно и было наказано (Dominus terram nativitatis sue… in abyssum turpitudinis decidisse conspiciens)[498]. Оливер Кельнский, современник и хронист пятого крестового похода, объясняет греховностью самих крестоносцев скоротечную потерю захваченной на короткое время крепости Дамиетта: «Если вы спрашиваете, почему Дамиетта так быстро вернулась к неверным, причина очевидна: она была развратна, тщеславна и мятежна»[499].