Чердынцев медленно выдохнул, чтобы успокоиться. Переживания были совершенно естественны в его случае, но внутренняя боль не ослабевала. Хотелось позвонить матери и рассказать ей обо всем, покаяться и попросить совета. Но, в конце концов, он тоже мужик, а значит, доведет дело до конца, не вмешивая и не заставляя ее нервничать вместе с ним. Всему свое время — время разбрасывать камни и собирать…

Вывеска "Новино" проплыла перед глазами, открыв взгляду поделенную на участки белую, с несколькими "куриными" домиками, лишенную деревьев равнину. Через пару километров автомобиль Макара встал на железнодорожном переезде перед опущенным шлагбаумом и мигающим красным фонарем. Телефон лежал на пассажирском сидении. На него приходили сообщения, и краем глаза Чердынцев отмечал, что Жора контролирует рабочую ситуацию, переправляя на почту варианты договоров и официальные письма.

Мимо неспешно проехал товарняк. Нетерпеливо постукивая ладонью по рулю, Макар вдруг заметил, что едет без музыки, и что тишина сейчас ему гораздо милее привычных блюзовых интонаций. Он попробовал представить, как звучит голос его сына, как Илюша сидит за его спиной и рассказывает о том, как было бы здорово, если бы они втроем, вместе с мамой, пошли бы на каток…

"Тогда тебе придется научить меня кататься на коньках", — улыбнулся Макар своим мыслям.

Шлагбаум поднялся, и Чердынцев поехал дальше, чтобы, сделав небольшой крюк, выехать на дорогу, ведущую в Кураево.

После двух часов повалил снег. Чердынцев понемногу привыкал к настоящим, не по-московски снежным завалам. Включив дворники, он вглядывался вдаль, ощущая нараставшую внутри тревогу. Дорога стала заметно уже, а колея глубже. Но кроссовер пока отлично справлялся с погодными условиями, и совсем скоро, судя по карте, Макар должен был оказаться на месте.

Где-то справа раздался едва различимый паровозный гудок. Въехав в поселок, Чердынцев понял, что для того, чтобы объехать поочередно все улочки, ему придется сначала заказать грейдер. Чтобы не увязнуть по самое днище, Макар остановил автомобиль на обочине, вышел, запер машину и зашагал вперед в надежде встретить кого-нибудь из местных.

Минут через двадцать он оказался на небольшом утоптанном участке перед железнодорожным полотном. Позади стояла то ли лавка, то ли магазин. Недолго думая, Макар направился к нему, когда его окликнули громким свистом.

— Эй, красивый мужчина, не угостите даму сигареткой?

Чердынцев обернулся и замер, разглядывая фигуру в ватнике. Покрутив головой, он ухватился за дверную ручку:

— А что же дама сама не попросит? Прячется?

Булькнув что-то нечленораздельное, фигура сплюнула в снег и показала Макару тощий кулак, на что он лишь пожал плечами.

В магазинчике Макар сразу же обратился к скучающей продавщице:

— Здравствуйте, я ищу дачу.

— Да что вы все, сговорились, что ли? — приподняла она брови. — Летом ищите. Что сейчас в снегу разглядишь?

Дверь распахнулась, и внутрь вползла фигура в ватнике. Продавщица тут же шикнула на нее:

— Нюра, достала ты! Шла бы домой, а?

— А я взмерзла! — пискляво ответила Нюра, привалившись к стене и нагло рассматривая Макара.

Чердынцев кашлянул и покачал головой, на что получил ответный смешок продавщицы:

— Добро пожаловать в Кураево. У нас тут не соскучишься. А летом еще и комары… На море лучше поезжайте.

— Нет, вы не поняли, — Макар сунул руку в карман и достал фотографию. — Я ищу вот эту дачу. Понимаю, что можно пройтись и оглядеться, но времени совсем нет.

Продавщица покрутила снимок в руках и пожала плечами.

— Ну вроде нашенский дом, кураевский… Только здесь такие сосны растут. Это, наверное, туда, дальше, где старые дачи стоят, — махнула она рукой.

— Очень хорошо, — приободрился Макар. — А вы не помните владельцев дачи? Художника и актрису?

— Жил-был худо-о-ожник один! Домик имел и холсты-ы! Но он актрису люби-ил…

— Нюра! Достала!

— А че? Он ее любил. Дебил…

Под ржание продавщицы Макар развернулся и показал фотографию Нюре.

— Мадам, а вы случайно не знаете, где этот дом?

— Знаю! Я тут все знаю! — "мадам" отделилась от стены и, подув на красные в цыпках руки, заявила:

— Пачка сигарет и…

— Чаю и сахара домой купи! — бросила в сердцах продавщица.

— И чаю с сахаром! Уговорила! — кивнула Нюра.

Макар положил на прилавок деньги.

— Пойдемте, покажете.

— Пойдем, красавчик! Я тебе все-все покажу… — захихикала Нюрка, обдав Чердынцева стойким сивушным ароматом.

Илюша проснулся не в духе. Увидев сидящую подле него мать, он потер глаза и отвернулся к стенке.

— Как ты, милый? Что тебе снилось? — осторожно спросила Сима, поглаживая его через одеяло.

Илюша заворочался, а затем и вовсе легонько пнул ее ногой.

— Я домой хочу…

— А знаешь, что я видела во сне? — стараясь отвлечь его от грустных мыслей, проговорила Сима. — Только представь: мы гуляем с тобой по парку, и вдруг видим, как из-за куста выглядывает… выглядывает…

Мальчик замер, прислушиваясь к ее словам.

— Вот ни за что не догадаешься! — она таинственно понизила голос. — Я и сама не поняла… Кто-то маленький, а на голове у него то ли шляпа, то ли колпачок красного цвета…

Илюша обернулся и посмотрел на нее хитрым взглядом.

— Наверное это был мухомор, — нахмурилась Сима, делая озадаченное лицо и потирая лоб.

— Ну нет же, мам! — улыбнулся Илюша, придвигаясь все ближе.

— Откуда ты знаешь? Неужели мы с тобой видели один сон на двоих? Разве так бывает?

Илюша закусил губу и сдвинул бровки к переносице:

— Бывает, мама! Я его точно видел, — кивнул он. — Это был гномик.

— Ну конечно! — всплеснула руками Сима. — Как же я сразу не догадалась? Просто он был такой же маленький и быстрый, как ты! Ты же у меня все быстро делаешь: и одеваешься, и игрушки собираешь, и помогаешь мне пылесосить… — она вдруг вздохнула и опустила голову.

Еще один день взаперти. Ей просто нечего сказать сыну в свое оправдание. Теперь, когда они стали заложниками ситуации, все их пространство сузилось до размеров дачи. А питание настолько однообразно и мизерно, что едва хватает ребенку. Слава богу, что Илюша не разболелся. И ведет себя хорошо, хотя первые звоночки непослушания уже прозвенели. И он имеет на это полное право. Его мир оказался разрушен ее собственными руками, разве сможет она простить себя за это?

И все же Сима старалась делать вид, что все нормально. Но сколько не притворяйся, а ребенка нужно мыть, кормить, читать ему книги и водить гулять. Что она могла предложить в противовес этому? Картошка рано или поздно закончится, остальные припасы и дрова тоже… Господи, а в кого они превратятся через неделю? В голодных чумазых Маугли?!