– Да, пошел? – спросил Готфрид.

– И вчера он был у них. Решительно не понимаю, что он там делает целый день Марианна сама сказала, что он ей надоел.

– Да? Так он, должно быть, ходит к Феликсу.

– Может быть, но я видел, что они встретились с Марианной. С полчаса тому назад. Должно быть пошли за курятник.

– Я сбегаю, посмотрю, если хочешь.

– Нет, ты не думай, чтоб я этим интересовался! Пусть их себе!… Да, что я хотел сказать? Правда, что Белла очень статная лошадка?

– Да, и ужасно умная, – отвечает Готфрид и рассказывает о том, как он ходит за лошадью.– Она стоит так тихо, когда я ей мою копыта – и оборачивается, смотря мне вслед, когда я ухожу.

Виллац не слушает: его мысли заняты другим, и он вдруг спрашивает?

– Умеешь ты молчать?

– Молчать?

– Да, молчать, как могила. Если можешь, то я попрошу тебя оказать мне большую услугу.

– Да, я умею молчать! – торжественно уверяет Готфрид.

– Лучше не обещай, если не сможешь выполнить. Это очень важная вещь. Дело в том, чтобы передать это письмо.

– Я его передам.

– Передать в ее собственные руки. Ты видишь, кому оно адресовано?

– Да.

– Мне нужно, чтобы ты сделал это скорее. А главное – под секретом. И поскорее… ах, нет, я не то хотел сказать… я рассеян… Но ты понимаешь, как это важно. Если застанешь там Антона, так подмигни ей, и она сплавит его.

– Хорошо.

– Только, чтоб Антон ни в коем случае не заметил.

– Не заметит!

Готфрид пропадал очень долгое время; казалось, конца не будет его отсутствию, и Виллац пошел ему навстречу. Он встретился с ним на мосту. Готфрид был осторожен и лег под кустом. Он вынул письмо.

– Ты не отдал письма? – со страхом спросил Виллац.

– Как же. А она просила передать это в твои собственные руки.

– Ответ!.. Она прислала ответ. Молодец, Готфрид. Они пошли домой. Виллацу хотелось прыгать, но это было бы несогласно с его достоинством. Что могло быть написано в письме?

– У меня есть тросточка, – сказал Виллац.– Я подарю ее тебе. Знаешь ты, что говорится в письме?

– Нет, не знаю.

– Ну что написано, пусть так и будет. Видел ты Антона?

– Нет, он уже ушел.

Виллац спешит в свою комнату, остается там минуту, бежит снова вниз, весь охваченный неземным блаженством, разнеживает Готфрида и передает ему трость.

– Нет, спасибо! Зачем ты это делаешь? Мне не нужно! Виллац снова бежит наверх, остается там довольно долго, сходит по лестнице, напевая, останавливается на дворе и оглядывается, поворачивается и опять идет наверх в третий раз, и кажется, будто ему хочется запереться у себя, чтобы выучить какой-нибудь трудный урок или что-либо в этом роде. Но через полчаса он, вероятно, выучил урок, потому что снова показывается на лестнице и спускается по ступеням. Что ему придумать? Он успокоился и как будто немного утомился. Мать проходит мимо него по коридору; она, вероятно, собралась прогуляться. Они перекидываются несколькими словами; она не приглашает его сопровождать ее. Он слышит, что отец ходит взад и вперед по своей комнате – добрый отец, товарищ и джентльмен. Виллац стучится и входит в кабинет.

– Ты не на рыбной ловле? – спрашивает отец.– Антон, вероятно, на реке.

– Вероятно. Мне это не интересно… Как ты поседел, отец.

Отец удивлен.

– Поседел. Ну, не так уже. Где мать? Вы не станете играть?

– Да, потом. Мы в прошлый раз пели английский текст, а музыка норвежская. Ты слышал?

– Да, очень красиво.

– Я не хотел говорить тебе, но музыка – моя. Отец еще больше изумляется.

– Виллац… говорю не потому… музыка была прелестна, я слушал здесь. Так ты сам?.. Вот как! А мать знает?

– Да.

– Музыка очень хороша, нечего сказать. Что говорит мать о ней?

– Она думает, что хорошо. Отец вдруг говорит.

– Подумал ли ты о том, кем хочешь стать, мой друг? Молчание.

– Хочешь ли ты стать художником или флотским офицером? Надо выбрать чтонибудь определенное. Я вовсе не хочу торопить тебя, но так было бы лучше для тебя самого. Музыка – только игра и пение. Но то, что вы пели, было на редкость красиво; я сошел вниз и слушал. Мать такого же мнения?

– Да.

Отец принимает решительное выражение и говорит:

– Но все же, музыка – одно, серьезное же дело – другое. Не согласен ли ты со мной? Прийди к положительному решению; мы еще поговорим об этом. Я не имею ничего против того, чтобы ты стал художником или скульптором, может быть, и следует, чтобы в нашем роду появилось новое течение… не знаю. Обдумай хорошенько и выскажи мне свое мнение откровенно.

Таким образом Виллац получил отсрочку и был рад. Но он мог всегда ожидать, что вопрос повторится. Что, если теперь сделать маленький намек?

– Но ведь ты, вероятно, хочешь, чтобы я окончил школу в Харроу? – спросил он.

Бог знает, имел ли это в виду отец, кто знает, как решил этот вопрос этот седеющий и стареющий человек, ходивший взад и вперед по комнате? Но он ответил тотчас:

– Окончил школу? Само собой разумеется – если ты этого желаешь. Таким образом у тебя еще будет время обдумать. Да… окончить школу.

Но это вовсе не было желанием Виллаца. У него не было большей мечты, как покинуть школу в Харроу; ему там было очень трудно, и школа задерживала его. Но мать поможет ему, придет время, найдется и совет; отец тоже добрая душа, а Марианна очаровательна…

– Я опять сыграю тебе песню, если хочешь, – сказал он.

– Теперь? Нет, благодарю; когда мать вернется; а в настоящую минуту у меня дело. Но все же, спасибо.

Он кивает, и Виллац уходит.

Поручику опять никто не мешает, но дело его состояло очевидно в том, чтобы снова начать ходить взад и вперед по комнате. Оставить школу? Эта школа в Харроу что-то таинственна; надо разузнать про нее. Университет что ли это? Год за годом в дорогой школе; справится ли он! Надо написать Ксавье Муру, да кроме того, посоветоваться с фру Адельгейд. Он позвонил и спросил, дома ли жена?

Готфрид видел, как она пошла к Хольменгро.

– Посмотри, когда хозяйка вернется.

Он ждал долго, целый час – очевидно Адельгейд все забывает за роялем! Через два часа он увидал, что она возвращается. Что это? Она, кажется, плакала? Она была замечательно ласкова и мягка. Это удивило его, и Он спросил:

– Что-нибудь случилось с вами?