Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зулейху снова сковал страх, как больного, чувствующего, что у него снова начинаются боли, которые недавно утихли. Она чувствовала, что если останется в постели наедине с этими неразрешимыми загадками, то, раз начав работать, ее разум уже больше не остановится и что ей предстоит неприятная ночь.
Она потушила лампу и, накинув на плечи шаль, вышла на палубу.
Юсуф стоял, прислонившись к поручням, и смотрел на море. Зулейха, хотя и поняла, что это он, не желая называть его по имени, окликнула:
— Это вы здесь?
— Я… Вы что-нибудь хотели?
— Уже поздно, но… Если можно, я хочу, чтобы вы разыскали человека, который играл для меня.
— Хорошо… Я его разбужу, если он вдруг спит.
— Нет, если спит, не нужно его беспокоить.
— А что такого? Потом снова уснет.
— Если вы хотите, то я и вас могу пригласить послушать этот концерт…
Голос Зулейхи звучал настолько спокойно и весело, что невозможно было почувствовать и тени того волнения, что она ощущала минутой раньше.
* * *
Они провели один день в Чанаккале, а на следующий ранним утром отправились в Майдос и уже продолжили путь на автомобиле, который ожидал их на пристани.
У Юсуфа имелись грандиозные планы. До ночи они должны были прочесать все места сражений. Но, кроме этого, он считал своим долгом посетить еще несколько мест, не столь важных в истории войны, но так или иначе связанных с его жизнью. Колодец, у которого убили одного его близкого друга, когда тот наполнял флягу водой, сторожку дворника в Хавузлар, где он неделю пролежал больной. Сейчас не виднелось и следов ни от колодца, ни от сторожки. Но Юсуф оставлял жену в машине, а сам все бродил по пустым полям, среди камней и кустарников под палящим солнцем, останавливал по пути сельских жителей и что-то у них спрашивал.
Он, казалось, вспоминал о Зулейхе, только когда весь в поту и в пыли возвращался к машине и говорил: «Вы меня простите… Мне, может, не доведется больше здесь побывать… Есть места, которые обязательно нужно увидеть… Я ведь предупреждал, что вам может быть скучно».
Но Зулейхе не было скучно. Она не дремала, как думал Юсуф, когда прислоняла голову к подушке сиденья в машине и закрывала глаза, а размышляла, чувствуя при этом приятную грусть и спокойствие.
От ее ночных нервных приступов, которые, как ей показалось, в какой-то момент снова начались, не осталось и следа.
Они долго ехали по дорогам, по сторонам которых не было ничего кроме камней и густых зарослей вереска. Они преодолели несколько спусков и подъемов, когда автомобиль наконец поднялся на очередной холм и показался залив Сарос.
Дорога с этой стороны горы оказалась еще хуже. Юсуф, который, казалось, придерживался заранее разработанного в голове плана, опять в запомнившихся ему местах расспрашивал деревенских, разговаривал с пастухами, препирался с водителем и направлял автомобиль в такие низины, из которых, казалось, было уже не выехать.
А один раз Юсуф оставил Зулейху в машине, а сам пропал. Через десять минут вернулся весь взмокший, но с довольным лицом:
— Нашел, но туда нам нужно сходить вдвоем… Немного устанете, но ничего.
Сначала, он, казалось, колебался, называть ли причину, но потом решился и медленно произнес:
— Это место, где сражался и был ранен ваш отец. Я так ясно представлял карту, которую он чертил на листе бумаги, когда как-то раз описывал мне это место, что нашел… Это стоило всех усилий.
Зулейха, не говоря ни слова, вышла из машины и последовала за мужем. Сначала они спустились по крутой каменистой тропинке между густыми кустарниками. Юсуф снял с пояса кожаный ремень и один конец протянул Зулейхе. То и дело он расставлял ноги по обеим сторонам тропинки и останавливался, наступая на корни кустов и твердые участки земли.
— Вам нечего бояться, если будете держаться за конец пояса. Я стою не хуже главной мачты… — Потом рассмеялся и сказал: — Мы сегодня с вами вроде как альпинизмом занимаемся.
Но когда заметил, что Зулейха все еще боится споткнуться и соскользнуть вниз, пошел впереди.
— Когда пойдете, опирайтесь на меня всем телом и не бойтесь. Если вдруг начнем скользить, то я сразу же опущусь на тропинку. — И чуть с грустью добавил: — Ценой каких страданий мы научились лазить по Торосским горам[101].
В низу тропинки они немного отдышались и стряхнули с одежды колючки, потом вышли на узкую дорожку. Здесь земля оказалась ровной, но пройти снова было невозможно из-за разросшегося во все стороны низкорослого плюща с маленькими зелеными цветами.
Но трудности только раззадоривали и радовали Юсуфа. Таков уж был его характер.
Он раздвигал руками плющ и, частично вырывая его и отбрасывая в сторону, расчищал Зулейхе путь, останавливался и срывал ветки с цветами:
— Как мне известно, Аллах сотворил деревья, чтоб те давали нам тень над головой и облегчали путь. А эти, наоборот, тень ногам дают, а голову оставляют солнцу. Мало того, еще и идти мешают.
На эти слова Зулейха лишь по-детски улыбнулась.
Чуть погодя стало ясно, откуда на этой неплодородной почве взялось такое изобилие растений и откуда столько силы у маленьких зеленых цветов, которые, если до них дотронуться, сразу сморщивались и превращались в каплю воды.
У края дороги струилась речка. Было странно, что сверху они ее не заметили. Медленно текущая речушка, казалось, словно застыла среди зарослей камыша и чертополоха.
Юсуф с досадой топнул ногой и сказал:
— А вот этого не предвиделось. Ах ты!
Ярость Юсуфа относилась скорее к Зулейхе. Тут же сев на край большого камня. Юсуф принялся разуваться.
— Война есть война. А что поделать… Не отступать же теперь перед этим маленьким препятствием… — Потом прибавил совершенно другим голосом. — Здесь проходил ваш отец.
Здесь проходил ваш отец!.. Будто невидимая птица, пролетая, ударила Зулейху в грудь крылом.
Слезы навернулись ей на глаза. Она не могла вспомнить минуту, когда Юсуф был бы ей так близок. Да, они могли чувствовать друг к другу ненависть и злость, причем совершенно беспочвенно. Но ничто не могло разорвать этот узел связывающей их общей любви.
Юсуф в эту минуту был для нее как старший брат.
Ведь какое счастье иметь брата, похожего на него: красивого, с ясным взглядом, пышущего молодостью. Если бы Юсуф действительно был ей братом, она