– Так сколько ей лет?

– Ей сорок три.

– А внучкам, получается, шесть?

– Да, девочки близняшками родились, неудачно так.

– Почему?

– Ой, – Данильяна прикрыла рот ладошкой, – госпожа, простите, болтаю глупости. Разрешите? Спокойной вам ночи!

Девушка выскользнула из комнаты. Близняшки – это неудачно? Какая оговорочка… Предположу, что внучкам Милы предстоит выяснить, кто из них будет наследницей. Не мои трудности, и не актуально сейчас. Я села читать принесённую из библиотеки «Историю применения Закона». Всё равно сон не идёт, как вспомню, что завтра клеймить человека придётся.

Всё-таки я уснула. Утром обнаружила, что сижу на стуле, голову на руки положила. Всё затекло. Так и хочется закряхтеть, как старая бабка. Зато прочитала талмуд от корки до корки. Кое-как встала, размялась. Помогла горячая ванна. Когда я вышла, Данильяна была уже на месте и раскладывала новый комплект одежды.

– Доброе утро, госпожа!

– Доброе, – так и хотелось процитировать земную истину, что утро добрым не бывает. Завтрак снова принесли в комнату. Оказалось, за одним столом семейство собирается на ужин, реже – на обед.

Кусок не шёл в горло. Успокаивала себя тем, что если бы я отказалась, человека бы попросту казнили. Отлежится пару дней, вернётся к работе. Будет снова пытаться поймать Артура… Пусть только Артуру удастся скрыться! Не хочу, чтоб он сюда попал. Очень хорошо понимаю, почему он сбежал.

Исполнение приговора всё в том же здании, но в новом зале. Зрителей в разы больше. Мне выделили «большую сцену». Кто-то любит кровавые зрелища?

– Рано, Вика, – Мила спокойно сидит в кресле, в то время как я стою около чуть приоткрытых дверей.

– Зачем тянуть?

– Ожидание – тоже часть наказания. – Сядь, Вика.

Я осталась стоять. Руки ледяные.

– Потом в храм сходим, – продолжает Мила.

– Я ничего не знаю о богах агатов.

Милы фыркнула.

– Боги у отсталых народов. Мы никому не молимся.

– А как же храм?

– Посвящён Великой Матери, предположительно исторический, а не легендарный персонаж. Остальное – атрибутика.

– Религия без веры?

– Зато народ дисциплинирует. Ладно, пора, – Мила кивком указала на дверь.

Порядок действий знаю. Выхожу, замираю. Меня встречает шквал аплодисментов. Медленно иду туда, где на коленях со связанными за спиной руками стоит мужчина, что так неосторожно высказался о нозанках. Бледный, помятый, но вчерашнего страха нет, да и стоит ровно, лбом пола не касается. Получается, правильный выбор сделала. Точно – взглянул на меня и едва заметно приподнял уголки губ в улыбке, но когда взгляд его метнулся к инструменту, мужчина стал ещё бледнее.

Короткое обращение к зрителям. Всё по форме, как с приговором. Может я бы и не хотела брать ответственность за вынесенное решение на себя, но это не тот случай, когда можно увильнуть. Закончила говорить, обвела зал взглядом. Не понимаю, в чём им удовольствие смотреть, как я буду раскалённый металл к человеку прикладывать.

Шагнула вперёд. Для меня уже всё готово. Палка, сантиметров сорок, один конец из неизвестного мне материала, полагаю заговорён, с противоположной стороны – плоский металлический кружок, раскалённый.

Теперь на мужчине лица не было, но он ещё пытался сохранить остатки спокойствия. На меня он не смотрел. Спасибо ему за это. Мир для меня сузился до его плеча, я перестала воспринимать окружающую действительность. Нет больше для меня зрителей, сцены, нет даже человека передо мной, осталось только голое плечо. Где-то на границе сознания мелькнула мысль, что кто-то предусмотрительно снял с него рубашку заранее.

Осознаю, что сделать придётся всё по правилам. Иначе заставят переделывать, или что похуже, не хочу сейчас варианты просчитывать. Прислоняю раскалённый конец к коже, отсчитываю десять секунд, отнимаю. Всё.

Мир вернулся. Зрители, кажется, в экстазе. Рукоплещут стоя. Мужчина завалился на бок, стонет. Хочется сказать ему, что всё позади, но я разворачиваюсь и ухожу. Кажется, меня стошнит. Сдерживаюсь.

– Ты чего бледная такая? – поддельная забота Милы бесит, еле выдавливаю улыбку. Нельзя допустить истерику, как бы ни хотелось.

– Немного не по себе, быть палачом мне ещё не доводилось.

– Не переживай, публично главы этим редко занимаются, обычно наказывают членов рода в стенах дома. Обязательно покажу тебе камеру, которая у меня оборудована. Если что, можешь смело пользоваться и наказывать Кейла по своему усмотрению. Как он тебе? Ты же с ним ночь провела?

– Мальчик хороший.

– А ночь с ним?

А то она не знает, что я его спровадила. Руки, чувствую, дрожать начинают. Мне бы состояние своё скрыть, а не в допрос играть.

– Я в итоге решила, что сон важнее и отослала его.

– А-а-а-а…, – тянет разочарованно. Мне досталась психопатка.

– Теперь в храм, – поднимается она с кресла и протягивает конец алого шарфа.

Беру кончик непослушными пальцами. Я должна собраться, сейчас что-нибудь важное ушами прохлопаю. В живых мужчину оставила – молодец я, а как – вопрос уже не важный. Что там с храмом? Только бы тошнить ещё перестало.

Мы переместились на площадь, в центре которой высилось огромное строение. Высоткой меня не удивишь, но громада, размером с девятиэтажный дом на фоне двухэтажных особнячков казалась горой, подпирающей небо. Да и архитектура соответствующая: вертикальные линии, узкие окна, острые башенки, шпили.

– Да, это храм, – довольно кивает Мила.

Сюда, я так понимаю, хотели отдать Артура. Симпатичное местечко. Снаружи, а внутри, боюсь представить. Интерьер, уверена, небывалых красот, только под позолотой прячется гнильца.

Мила направилась ко входу. Я шла рядом.

– Великая Мать имеет множество ипостасей, – заговорила Мила. – Она и беззаботная девочка-подросток, и юная женщина, ожидающая первенца, и милостивая мать, и жестокая воительница, и мудрая старуха. Короче, слов много, смысла мало, но такие представления о ней позволяют считать, что в каждой женщине есть частичка Великой. А нам с тобой важно, что глав древнего рода считают её воплощением.

– Великая Мать захоронена в Кургане?

– Догадливая, – Мила прищурилась.

Мы вошли.

– Посвящение пройдёт здесь, в главном зале.

Прямоугольное помещение с высоким потолком. Пол мраморный, стены украшены лепниной, а у дальней стены статуя: улыбающаяся девушка одну руку положила на живот, во второй держит вполне натуральный, не каменный хлыст. Одежда из ткани: алое платье, золотой пояс. Я подошла ближе, всмотрелась в её лицо и узнала.

Точно такая же статуя была в лабиринте Академии, и именно с неё я сняла диадему и «шарфик». Статуя нынешняя отличалась от академической позой девушки и цветом одежды.