Я пытался представить, каким окажется место нашего прибытия, и удивлялся, почему мы не предприняли этот вояж раньше.

В нужный нам населенный пункт добрались за час. Он оказался не таким уж сельским и занимал приличную площадь. Кое-где среди заснеженных дымящихся крыш выглядывали даже двухэтажки.

И все же, выруливая в поисках нужного адреса по не асфальтированным улочкам, я ощущал смятение: она вернулась сюда.

Ольга тоже вся подобралась. Испуганно вертела головой, смотрела во все стороны.

Дом с номером, записанным у нас на листке, ничем не выделялся среди соседних. Два глядящих на улицу окна были завешены тюлевыми занавесками. Перед невысоким деревянным забором чернела огромная куча угля. Из трубы над шиферной крышей вился дымок.

Я отчего-то занервничал. Промелькнула мысль: «Стоило ли приезжать, действовать на нервы своим благополучием. Можно было бы передать деньги и без личного контакта». И еще потому занервничал, что предстояло увидеть ее не такой, какой помнил. Захочет ли вообще выйти? Ей есть за что ненавидеть всех нас.

Мы осторожно подошли к забору.

И тут же зашлась лаем посаженная на цепь лохматая собачонка. Заметалась по ту сторону забора.

Я увидел, как занавеска за дверью, покрытой навесом, шевельнулась. И тут же отодвинулась. Хозяйка, повязанная платком, какое-то время возилась на пороге, по-видимому, обуваясь. Потом вышла на крыльцо.

Это была она. В спортивном костюме, в огромных тапках, шла к нам, прикрывая нижнюю часть лица платком.

Я смотрел на нее. Всматривался в единственное открытое место на ее лице. В глаза. И вдруг понял: они улыбаются.