* * *

Под ритуальные аплодисменты занавес опустился. Поль аплодировал без особого энтузиазма, только кистями рук, поглядывая на медленно зажигающуюся люстру под потолком. Занавес поднялся вновь, артисты вежливо поклонились публике, с их лиц не сходили такие же искусственные улыбки, каким было само действие спектакля. Холодно поглядывая на сцену, Поль думал о том, что старая театральная школа не нуждается в реанимации, если даже искрометного Оскара Уайльда эти жалкие фигляры смогли превратить в угрюмого моралиста. Гала, сидевшая рядом с ним, тоже сдержанно аплодировала, но ее глаза сверкали, как случалось в тех случаях, когда она наслаждалась жизнью.

— Пьеса хороша, но актеры вряд ли понимают слова, которые произносят. Или просто у примы сегодня болит живот, — ответила она на его вопросительный взгляд.

Поль прыснул. Умница Гала умеет поднять ему настроение.

В фойе, подавая ей пальто, он заметил молодого человека с сигаретой во рту, который, сжав в кулаке зажигалку, не сводил глаз с его жены. Поль подмигнул ему и растянул губы в улыбке удовлетворенного превосходства. Гала нравилась не только ему, и, может, оттого ее любовь, которая была направлена исключительно на него, представлялась ему особенно цепной. Ему казалось, что только он достоин такой большой любви, и чувствовал себя обязанным отблагодарить ее. Что ж… можно и побаловать такую замечательную женушку.

— Заглянем в «Café des Deux-Magots»? — предложил он, когда они вышли на улицу. Он знал, что она ответит согласием, но все же счел своим долгом сделать жест в ее сторону, якобы, он готов ее уговаривать. — Пойдем, не пожалеешь. «Café des Deux-Magots» считается своего рода вратами в рай литературы. Когда-то сюда захаживали Рембо, Верлен, Малларме. Говорят, и Оскар Уайльд там завтракал.

— Ты знаком с автором пьесы, что сейчас нам давали?

— Конечно, дорогая. Его «Дориан Грей» — гениальная книга. В остроумии Оскар может поспорить с Шекспиром и нашим Мольером. Полагаю, ради него мэтры потеснятся на Олимпе.

— Ты представишь меня знаменитому англичанину? Он же англичанин, я не ошибаюсь?

— Представить?.. — Поль хмыкнул. — О нет, дорогая, только не сегодня. Надеюсь, гораздо, гораздо позже.

— Его нет в Париже?

— Отчего ж?.. Сначала ему предоставили место в Баньо, но там ему не понравилось, пришлось перевезти его в Пер-Лашез.

Гала сверкнула на него глазами.

— Поль, мне известно, что такое Пер-Лашез. Именно на этом кладбище находятся могилы Лафонтена и Оноре де Бальзака, — сказала Гала и покачала головой. Ее злило, когда Поль указывал ей на ее неосведомленность. — Ну и что, если я не читала Оскара Уайльда? Разве это грех? Грех не в незнании, а в нежелании узнать. Впереди у меня, я надеюсь, длинная жизнь. Много чего интересного я еще смогу найти для себя. Может, я живу с ощущением предвкушения открытий и тем счастлива? — И уже мягче добавила: — Я рада, что моим проводником в интеллектуальный мир является столь умный и образованный, а самое главное, добрый человек.

— Ты это обо мне?

— Естественно, о тебе. О ком еще?

В ее глазах он увидел такое обожание, что не мог скрыть самодовольную улыбку.

Они шли по улице мимо многокрасочных афиш театров, ярко освещенных витрин магазинов, синема с мигающими на фасаде лампочками. Только что закончился сеанс, и зрители выходили из зала в прекрасном расположении духа, так что в прохладном, без единого дуновения ветерка, воздухе разливалась праздничная атмосфера.

Они свернули в переулок, Гала заметила вывеску «Café des Deux-Magots». Швейцар вежливо распахнул перед ними дверь. Отказавшись жестом от услуг метрдотеля, Поль провел ее к столикам в глубине зала, где расположилась компания молодых мужчин. Гала внутренне ликовала — вот оно, доказательство его любви. Любя ее, он готов выполнять ее просьбы, ведь для нее нет большего удовольствия, чем участвовать в собрании его друзей-«мушкетеров».

— Мы уже распили три бутылки бордо. Поль, дружище, ты опоздал. — Андре Бретон махнул в приветствии рукой, его глаза сверкали ярким блеском, то ли от возбуждения, то ли от выпитого вина. Самый старший из «мушкетеров», он выделялся среди остальных не только своей буйной шевелюрой, крупными чертами лица, но и особой уверенностью, что прослеживалась во всем: дорогой одежде, сдержанных жестах, громком голосе. Когда он заметил Гала, он тряхнул своей буйной медной шевелюрой, что, вероятно, означало у него знак внимания.

— Поль, привет! Ты сегодня с женой? — Филипп Супо был одет в мягкую бархатную, цвета влажного песка, куртку. Родом из зажиточной буржуазной семьи, он закончил один из самых престижных столичных лицеев и продолжал обучение на юридическом факультете университета. Эрудированный, с прекрасным чувством юмора, он нравился Гала своими изысканными манерами и особой уверенностью, которую обеспечивает материальный достаток. — О, мадам, вы сегодня, как всегда, элегантны. — Он приподнялся со своего места и, подхватив кисть ее руки, поднес к губам.

В лице Гала не дрогнула ни одна черта. Она отвела взгляд, страшась увидеть в его угольно-черных глазах чувственный призыв. Ей казалось, что из всей троицы «мушкетеров» самый большой интерес к ней испытывает именно этот худой как жердь автор поэтического сборника «Аквариум».

Луи Арагон, который, как предполагала Гала, из-за застенчивости сторонился ее, повернулся к ней своей узкой сутулой спиной, таким образом отсекая от нее мужчину с длинной челкой, перечеркивающей невысокий лоб.

Поль усадил Гала и пристроился рядом. Гала взяла протянутый ей наполовину наполненный бокал и внимательно оглядела зал.

— Ты счастлива? — шепнул он.

— Отчего ты так решил?

— Несомненно, ты самая элегантная женщина в пределах этих стен, и ты должна быть довольна. Теперь все мужчины волей-неволей будут глазеть только на тебя.

— Что ж, я не буду возражать. — Гала улыбнулась.

Подошел официант, Поль сделал заказ и тут же включился в общий разговор за столом. Гала прислушивалась к разговору друзей и ощущала особый подъем. Декорированный в китайском стиле зал, легкое вино, кружащее голову, особая атмосфера возвышенности — совокупность всех этих благ давала ей ощущение счастья, граничащее с эйфорией. С первого же момента, как она оказалась в присутствии нескольких мужчин, которые принадлежали к творческой элите, в ее душе не утихала мелодия, мысленно она все кружила и кружила, повторяя: «Избрана. Особенная. Неповторимая…». Присутствуя при рождении новых идей, чувствуя, что именно в этой атмосфере парижского кафе создается нечто доныне неизвестное, она познавала моменты необыкновенного, почти сверхъестественного счастья. В каком-то ослепительном, концентрированном озарении она узнавала, что жизнь великолепна, что ее существование полностью и безоговорочно оправдано простым фактом присутствия рядом с этой роскошью мыслей, чувств, творческих исканий. Она — МУЗА среди ПОЭТОВ. Ее чувствительность, ее красота, ее элегантность сродни их талантам.