– Дураки. Потому что на завоеванных территориях первые действия немцев – это массовое уничтожение евреев и цыган. Притом если по евреям какие-то процедуры еще соблюдались, то с цыганами вообще не церемонились. Вот идет цыганский табор. А тут немецкая танковая колонна. И – сразу по кибиткам гусеницами. А кто побежал, тех из пулеметов. Никого там не осталось.

– После войны вернулись, – уточнил Ломов.

– Вернулись, – кивнул следователь. – По-моему, даже больше, чем было. Но теперь с репутацией пострадавших от фашизма. Хотя сами нисколько не изменились. Они как сорняки: как их ни выдергивай, все равно растут.

– Удивительный народ, – произнес Васин.

– У тебя есть возможность познакомиться с закарпатским народом лично, – усмехнулся Апухтин.

– Я уже понял, – кивнул Васин.

– Должны же в Закарпатье следы Михая остаться, – рассуждал следователь. – Не бывает у цыган так, чтобы родич с концами их бросил. Для них изгнание из племени – самая страшная кара.

– Племя. Пещера. Каменный топор и шкуры. Тьфу, – Васин скривился. – Когда ехать?

– Лучше завтра, – сказал Апухтин.

– Не выйдет, – возразил Ломов. – Завтра общеобязательная для всего личного состава УВД политинформация. А потом, студент, – стук колес и кипяток из титана.

– А это тебе за страдания, – Апухтин вытащил из ящика стола коробку с конфетами «Трюфель». – Для следовательши…

Васин вручил коробку конфет Ксюше.

– Это тебе от коллеги, – сказал он, глядя на расцветшую радостной улыбкой дочку.

– А что ему в ответ сказать надо? – строго спросила Инна Ксюшу, крепко схватившую коробку.

– Передай ему спасибо! – выдала на душевном подъеме дочка.

– Хорошо, – кивнула Инна. – Вежливая девочка.

– А еще передай, что я их скоро съем, – дополнила Ксюша. – И пусть еще пришлет.

– Что? – уставилась на нее Инна. – Это что же, к тебе с добром, а ты и рада на шею сесть!

Инна принялась строго выговаривать дочке, а Васин отодвинулся от них подальше. Вот не умел он так запросто разговаривать с Ксюшей. Смущался как-то. Относился к ней как к хрупкой хрустальной вазе. Не то что шлепнуть, голос повысить боялся – вдруг разобьется. В результате готов был позволять ей что угодно, при этом ясно понимая, что рискует разбаловать ребенка. Слава Богу, есть Инна – строгая, обстоятельная. Всегда разъяснит дочери, как надо и как не надо. И Ксюшку держит в руках крепко.

– Поняла? – в завершение воспитательного процесса спросила Инна.

– Поняла, – горестно вздохнула Ксюша. – Но что мне делать, мама? Я же очень конфеты люблю!

Тут Васин, как обычно, не выдержал и расхохотался. Инна раздосадованно посмотрела на него – мол, срываешь воспитательный процесс. Ребенок подумает, что с ним шутят.

С утра на работе Васин просматривал поступившие документы. Телетайпограммы, письма по версии «наводчик». «Не обнаружено». «Не найдено», «Сведениями не располагаем».

Линия по наводчику, который мог слоняться между приходами под видом богомольца и выявлять, есть ли что ценное, казалась перспективной. Богатых приходов не так много – большинство едва сводят концы с концами. На трети краж значился какой-то бородатый субъект средних лет, представлявшийся то Сергием, то Анатолием. Скорее всего, он и был наводчиком. Плохо, что настоятели храмов у него документов не спрашивали. А когда появлялся участковый и начинал донимать проверками паспортов, фигурант очень мастерски растворялся. Божьи люди – сегодня в одном месте, завтра в другом.

Милицейская машина работала. Ориентировки направлялись по всей стране. Проверялись церкви, где мог оказаться этот человек. Шерстили сотрудники милиции и монастыри, которые могли его приютить. А он все ускользал. И внешность менял – то бородатый, то бритый.

– Наводчика высматриваешь? – спросил Ломов, зайдя в кабинет следственной группы.

– Высматриваю. Безрезультатно, – ответил Васин.

– Собирайся. Через десять минут в актовом зале общеобязательный молебен. Отсутствие на нем приравнивается к госизмене.

– Не знаете, что за кипиш, шеф?

– Знаю… Лучше бы не знать…

Из здания областной прокуратуры до родного УВД оперативники добрались за пять минут. Мест свободных почти не было – весь актовый зал был набит битком. Им махнул рукой Михалыч:

– Двигайте сюда, опера!

Михалыч был старшиной в роте ППС. Личность легендарная. Прошел всю войну в пехоте, четыре медали «За отвагу» и две солдатских «Славы». Человек феноменального бесстрашия. Они с Ломовым испытывали друг к другу особое чувство единства – одним миром мазаны, оба прирожденные люди войны. И обоим тесно в мирной жизни, хотя она и беспокойная, милицейская. В их душе все еще грохотала канонада и кипела рукопашная с врагом.

Просидели они минут двадцать, разглядывая сцену с трибуной, гипсовый бюст вождя пролетариата, стол президиума и кумачовый транспарант «ПОД ЗНАМЕНЕМ ЛЕНИНА ВПЕРЕД К ПОБЕДЕ КОММУНИЗМА!»

Наконец на трибуне появился заместитель начальника УВД. Призвал к тишине. Объявил, что с важным докладом о текущем политическом моменте выступит секретарь горкома по идеологии товарищ Баклушин.

– Во, охотник на привале, – едва слышно прошептал Ломов. – Сейчас будет бить баклуши.

Знал он этого краснобая как облупленного. Еще в бытность того секретарем по идеологии Заозерского райкома.

Как-то Ломов сказал своему ученику:

– Баклушин – это такой знакокачественный «принципиал».

– То есть? – не понял Васин.

– Есть партработники, которые реализуют свои деловые качества в созидательных делах. А есть демагоги, которые торгуют партийными принципами, то есть объявляют себя их толкователями. И поедом едят всех, кто, по их мнению, не соответствует. Как правило, у них самих рыльце в пушку…

Да, Баклушин и правда был «принципиалом». Всегда стеной стоял за самую строгую ответственность по партийной линии. И многим людям, раздувая из мухи слона, испортил и карьеру, и жизнь.

Есть такое бремя и вместе с тем преимущество оперативника – знать обо всем и обо всех. В том числе и о больших руководителях. И такая информация порой появляется, что суровые лики борцов за светлое настоящее и будущее как-то сразу тускнеют. Выясняется, что они вовсе не святые, а обычные люди, подверженные мелким страстишкам.

Васин это ощущение переживал болезненно. А Ломов с этим знанием жил всегда, поскольку за его плечами была суровая школа НКВД. И от него, в то время начальника Заозерского уголовного розыска, не могли укрыться фокусы секретаря райкома по идеологии. В том числе то, что Баклушин, будучи охотником, забавлялся не только охотой на лосей, но и на представительниц женского пола. А заодно обхаживал вышестоящих товарищей, втягивая их в свои развлечения. И не стеснялся при этом залезть в государственный карман и использовать служебное положение.