Стихи Ленлина показались Корди глупыми, поэтому он решил, что, должно быть, ничего не понимает в поэзии. Ну и не слушал. Теперь Ленлин вдруг заинтересовался:

— Чего ты смотришь? Что там?

Корди перевел взгляд с кустов на спутника:

— Да так, ничего. Пытаюсь место узнать. По-моему, скоро деревня, довольно большая. Там можно заночевать.

— А, отлично! Это славно! — Для Ленлина все на белом свете оказывалось «отлично» и «славно». — Там я попробую спеть балладу о победителе оборотней.

— А может, не надо? — Корди почему-то не хотелось, чтобы этот восторженный паренек расхваливал победу. Вообще-то, бой был коротким и вовсе не таким трудным, как изображал Ленлин.

— Надо… не надо… Поэзия не признает целесообразности. Я должен сочинять и петь! Это и есть моя жизнь!

— А если людям не понравится?

— Тогда я попробую в соседней деревне.

— А если и там?..

— Попробую снова, потом еще и еще! Любое сочинение обретает восторженных почитателей, уж ты мне поверь.

Поколебать Ленлинов энтузиазм было невозможно. Он заторопился скорей досочинить балладу.

Народ ликует и поет,

Забыв навек про горе!

И песню сочинил поэт

В честь славного героя!

Поэту вторили птицы, устроившие галдеж в кустах. Ленлин, широко улыбаясь, снова и снова декламировал стихи — с каждым разом вирши казались Корди все ужасней, но он сдерживался. Только единственный раз заметил:

— Если ты прочтешь эти стихи и тебя начнут бить, я не вступлюсь. И не рассчитывай.

— Почему бить? — Ленлин искренне удивился. — И потом, я не буду читать, я спою и сыграю на лютне. Людям понравится… а вон и деревня!

Корди снова не ответил, но Ленлин снова не нуждался в ответе. Спутники вступили на деревенскую улицу, поэт окликнул встречного мужчину:

— Эй, а где у вас трактир, или постоялый двор, или что-то вроде этого? Место, где поэт и музыкант может поведать людям правдивую историю о том, как пал кровожадный оборотень от меча славного рыцаря?

Крестьянин заинтересовался:

— А что, правда прибили зверюгу? Или врут люди? Нынче купец проезжал, так говорит, объявился герой и прямо посреди города с волком дрался. Мы решили — брехня.

— Ха-ха! — Ленлин указал рукой: — Вот тебе герой! Это он самый и есть. А я сложил песню о…

Корди опустил глаза и буркнул:

— Можно было и не показывать…

Юноша не испытывал неловкости, просто ему показалось лишним, что сейчас соберется толпа, начнутся разговоры, расспросы… в самом деле, ни к чему же!

Крестьянин перевел взгляд на смущенного воина, потом еще раз внимательно посмотрел на Ленлина. Поэт улыбался.

— Врешь ведь? — с сомнением протянул мужчина. Улыбка Ленлина стала еще лучезарней. — Не врешь? Чего не случается в Круге… Хорошо, если оборотня впрямь убили. Моего шурина дядька погиб, говорили — это волк загрыз… волк или как, а кошелек пропал. Иди по этой улице, после третьего дома налево сверни, там тебе и будет постоялый двор… да его издалека видать, колесо над входом приколочено!

— Благодарю, добрый человек! — Ленлин махнул рукой. — Приходи туда под вечер, я петь стану.

— Приду, пожалуй… — Крестьянин еще раз взглянул на Корди, встретился с юношей глазами и тут же уставился под ноги. — А может, и не врешь… Пожалуй, зайду под вечер, послушаю твою песню.

Взгляд Корди неизменно производил впечатление… похоже, крестьянин готов был поверить.

— Идем! — позвал поэт, он уже скинул с плеча ремень и стал на ходу извлекать лютню. — Чего ждешь, идем!

Корди двинулся следом за неугомонным попутчиком. Тот уже пощипывал струны, проверяя, насколько расстроился инструмент в пути. Встречные оборачивались, за оградами показывались любопытные лица. Музыкант покручивал колки, снова проверял звук и для пробы напевал:

О злобном волке я пою,

О порожденье Тьмы,

О том, что порождает страх,

Смущающий умы.

Корди поморщился. Он был уверен, что выражение «смущающий умы» здесь не годится, да и вряд ли его смогут понять здешние крестьяне. Но, оглянувшись, собиратель заметил, что за ними уже пристроилось несколько человек — вслушиваются в пение Ленлина, ловят каждое слово. Этого Корди не понимал — что может привлекать в таких безыскусных куплетах? Его-то самого влекло только зло, а этой субстанции ни в душе Ленлина, нив песне не наблюдалось ни капли…

В самом деле за углом показался дом, где над входом было прибито колесо — старое, с рассохшимся ободом и растрескавшимися спицами. На спицах были навешаны всевозможные пестрые блестящие штучки — обломки ярко размалеванных кувшинов, стекляшки, невесть как попавшие в захолустье, и тому подобный сор. Должно быть, это украшение соответствовало представлениям хозяина заведения о красоте.

— Ого! — воскликнул Ленлин. — Да здесь знают толк в вывесках! Никогда похожего не видал!

И взял особо мелодичный аккорд. На звуки выглянул хозяин — флегматичный крепкий мужчина с квадратной бородой.

— Хозяин, тебе нынче удача привалила! — завопил поэт. — Гляди, кто в гости пожаловал!

Вероятно, у трактирщика имелся в запасе не один колкий ответ насчет того, как он расценивает нынешнюю удачу, но грубить клиентам не годится, и мужчина попросту посторонился, пропуская Ленлина в зал. Корди было оказано большее почтение — должно быть, благодаря тому, что он пожаловал верхом и при оружии.

— Прикажете лошадку на конюшню определить? Или же нынче отправитесь? — осведомился бородач.

— Заночую, — коротко ответил Корди.

Тем временем на улице показалось несколько человек — местные целеустремленно направлялись к постоялому двору. Похоже, вопреки ожиданию Корди, селян привлекли куплеты Ленлина.

— Эй, хозяин, подавай обед! — позвал изнутри поэт. — Гляди, перед тобой великий воин, только вчера уложивший наповал страшного волка-оборотня! И я немедля воспою этот подвиг в балладе! И между прочим, раамперльская община кормила и принимала его за счет города!

Корди спешился. Хозяин оглядел воина — видимо, юноша не казался ему способным на великие подвиги.

— Не слушай болтуна, я плачу за ужин и ночлег, — на всякий случай заявил Корди.

— Мы гостям всегда рады, — отозвался хозяин. — А это правда, насчет волка?

— Правда, — ответил юноша и направился в дверь под колесом.

Хозяин повел лошадь за дом — там был хозяйственный двор и конюшня. Корди вошел в полумрак, внутри оказалось душно, из кухни несло сытными запахами. Ленлин уже любезничал с молодой девушкой, которая держала поднос с грязной посудой — должно быть, собиралась отнести на кухню да задержалась поболтать с разбитным странником. Поэт перебирал струны и под мягкий негромкий аккомпанемент запел что-то о кудрях и алых губах. Девушка хихикнула.