– Может, вы кого знаете из знакомых АнныФедоровны и Яны с таким именем?

Сиделка опять покачала головой:

– Гости сюда не ходят, я только с Яной изнакома, до меня другая медсестра жила… С таким же редким именем, как и увас, – Акулина! Знаете, всю жизнь мечтала иметь оригинальное имя,родители-то обозвали Таней. Кто позовет на улице – сразу десять бабоборачиваются…

Я усмехнулась про себя. Радуйся, дурочка,небось никто не дразнил в детстве Фросей Бурлаковой, а эту несчастную медсеструскорей всего в школе звали Акула.

Нет, ни о каком Славе она не слыхивала.

Ощущая горькое разочарование, я принялась питьчай. Что ж, буду утешаться тем, что совершила христианский поступок ипредупредила Таню о болезни Яны.

Школа № 2796 стояла в переулочке, между двумяогромными домами сталинской постройки. Внутри просторного здания с воплемносились дети, впрочем, едва заслышав звонок, они моментально разбежались поклассам.

Стараясь не испачкать чисто вымытый линолеум,я побродила по коридорам, нашла дверь с табличкой «Директор» и постучала.

– Войдите, – донеслось изнутри.

Я толкнула дверь и оказалась в довольнопросторном помещении, обставленном светлой мебелью. За письменным столом сиделахудощавая дама в кожаном пиджаке. Красиво переливающиеся черные волосы явнопобывали в руках дорогого парикмахера. Легкий макияж подчеркивал карие глаза,слишком тонкие губы были увеличены при помощи помады, золотые серьги и запах«Кензо». Меньше всего женщина походила на директрису общеобразовательной школы,скорей уж на управляющую банком или рекламной фирмой… Но тут дама строго свелаброви к переносице и железным голосом осведомилась:

– Вы мать Кочетова?

– Нет-нет, – поспешила сказатья, – простите, здесь когда-то работала Катукова…

Директриса перестала хмуриться:

– Анна Федоровна?

– Да.

– Она давно на пенсии.

– Нет ли у вас случайно ее домашнегоадреса?

Собеседница вновь посерьезнела:

– Зачем вам?

На секунду я призадумалась, потом решила: былане была, авось не спросит документов.

– Разрешите представиться, майорРоманова, уголовный розыск.

– Слушаю внимательно, – с каменнымлицом заявила директор.

– Я расследую дело о гибели сына АнныФедоровны…

– Костик, Костик умер? – шепотомспросила собеседница, на глазах бледнея.

Не помогли даже румяна. Наоборот, красныепятна резко выделялись на посиневших щеках, и недавно элегантная женщина сталапохожа на раскрашенный труп.

– Как, как он погиб? – прохрипелаона, делаясь меньше, словно усыхая на глазах.

Я с опаской поглядела на еще недавноэлегантную даму. Сейчас за столом сидела старуха, повторяющая, словно автомат:

– Как? Как?

Решив на всякий случай не пугать ее до конца,я добавила:

– Трагически.

Директриса выхватила роскошный портсигар изчерной кожи и дрожащими пальцами принялась разминать тонкую сигаретку.

– Его убили?

Я кивнула.

– Конечно, из-за женщины?

– Следствие пока не закончено, а выхорошо знали Катукова?

– Я его жена.

Настал мой черед разевать от удивления рот.

– Жена?

– Бывшая.

– Разве он был женат?

Директриса затушила окурок, глянула на часы ипредложила:

– Вот что, пойдемте ко мне домой. Всеравно в таком состоянии я работать не смогу.

Мы вышли в коридор и, вместо того чтобыспуститься на первый этаж, поднялись на четвертый. Видя мое изумление, женщинапояснила:

– Живу прямо тут, отдала квартиру вЧертанове, а взамен разрешили поселиться в школе. Очень удобно, ездить не надо,и всегда под рукой, если что.

Помещение оказалось уютным: большая комната,мимо которой мы проследовали на огромную, отлично оборудованную кухню, тостер,ростер, хлебопечка, комбайн, кофеварка – директриса явно не нуждалась. Да ихолодильник говорил о достатке – огромный, двухкамерный «Бош». В моей прежнейжизни Михаил купил для нас точно такой же агрегат, а он никогда не приобреталдешевых вещей.

На СВЧ-печке развалилась толстая рыжая кошка,другая, угольно-черная, нагло устроилась на мойке. Директриса включила чайничек«Тефаль», новый и дорогой, как все на этой кухне, и повернулась ко мне:

– Кофе?

Я только подивилась тому, как быстро дамапришла в себя. Лицо приобрело нормальный цвет, губы порозовели, а движениявновь стали четкими и уверенными. Выложив на стол вафельный тортик «Причуда»,педагог вздохнула:

– Все равно – не сегодня, так завтраузнали бы про наши взаимоотношения, лучше сама вам расскажу, а то ведь придетсяходить по повестке…

Я кивнула.

– Ладно, – еще раз вздохнуладиректриса. – История эта началась очень давно, когда мы с Костикомучились в одном классе, а директорствовала тут его мать – Анна Федоровна.

В те годы никто не называл Любовь НиколаевнуКазанцеву по имени-отчеству, и она даже не предполагала, что через почтидвадцать лет вернется в родную школу директором.

С Костиком она дружила с детства, вернее смладенчества. Жили вместе в огромной коммунальной квартире. Две комнатыпринадлежали Любиной мамочке, две – матери Костика. Отца его Любаша не помнила,он умер вскоре после рождения мальчика, была еще у Константина старшая сестра,но девушка жила отдельно, у мужа, и редко появлялась в отчем доме.

Жили не слишком богато. Анна Федоровнапропадала целыми днями на работе, Любина мать возвращалась с фабрики чутьживая. Особого достатка не было, на отпуск, зимнее пальто и новую обувь копилидолгие месяцы, питались скромно, для детей перешивали свои старые вещи… Первоекрасивое платье Любочке купили в семь лет – это была школьная форма.